Владимир Богомолов - Антология советского детектива-5. Компиляция. Книги 1-11

Из слов общительной женщины, как и других соседей Малявкиных, Горюнову стало ясно, что после ухода в армию Борис Малявкин дома не появлялся и вестей о себе не подавал. Не было сведений и о матери Бориса после ее эвакуации из Москвы. Семья, временно живущая в комнате Малявкиных, тоже никаких сведений о прежних хозяевах не имела. И все же Виктор Иванович услышал ряд имен, получил некоторые сведения кое о ком из близких, знакомых и друзей Бориса Малявкина. Необходимые данные для начала розыска теперь имелись, и Горюнов возвращался в наркомат в самом радужном настроении.

Поиски Скворецкого были куда менее успешны: Кирилл Петрович тщательно исследовал содержимое полевых сумок Гитаева и Малявкина, но ровно ничего заслуживающего внимания не обнаружил. В сумке Гитаева Кирилл Петрович нашел несколько неиспользованных продовольственных аттестатов, старую, изрядно потертую на сгибах полевую карту одного из районов Калининской области, несколько номеров газет за первые числа июля да два письма, адресованных Гитаеву, содержание которых не представляло никакого интереса и нисколько не проливало света на причины его появления в Москве.

Не лучше обстояло дело и с сумкой Малявкина. Там тоже не было ничего, что помогло бы определить местонахождение владельца сумки. Если что и привлекло внимание Скворецкого, так это томик Бальзака «Блеск и нищета куртизанок». Заинтересовала майора не сама книга, а надпись, сделанная на обороте обложки: «Люда, 845649».

Что могла означать эта запись? Кем она была сделана? Малявкиным? Поскольку книга находилась в его сумке, надо полагать, что им. Но зачем? И, главное, что она означает? Женское имя и набор цифр. Как это понимать?

Возможно, Кирилл Петрович долго бы еще ломал голову над странным сочетанием имени и цифр, если бы его не оторвал телефонный звонок. Экспертиза документов Гитаева и Малявкина была закончена. Все личные документы как одного, так и другого оказались подлинными. Единственным документом, вызвавшим у экспертов некоторые сомнения, было командировочное предписание, выданное воинской частью старшим лейтенантам Гитаеву и Малявкину. Впрочем, на первый взгляд бланк предписания был подлинным. Сомнение вызвали подписи. Но ничего определенного эксперты сказать пока не могли: требовалась дополнительная проверка. Вероятнее всего, длительная.

Подлинными оказались и бланки продовольственных аттестатов, хотя и были заполнены фамилиями давно погибших людей.

Факт подлинности документов Гитаева и Малявкина значил немало. Теперь оставалось предъявить их фотографии тем, кто видел в лицо преступников, задержанных на продовольственном складе, чтобы окончательно установить, были ли это Гитаев и Малявкин или их документами воспользовался кто-либо другой.

Лучше всех могли помочь в опознании работники продсклада — капитан Попов и лейтенант Константинов, но где их сейчас найдешь? Тот и другой находились в составе оперативных групп на московских вокзалах в поисках Малявкина. И все же опознание откладывать нельзя: от его результата зависят все дальнейшие мероприятия по розыску.

Выяснив, на каком вокзале какая оперативная группа находится и где Попов, где Константинов, Скворецкий выехал на Курский вокзал, к Попову. Едва он разложил перед капитаном несколько фотографий, как тот уверенно указал на изображения Гитаева и Малявкина. Последние сомнения отпали: Гитаев — это Гитаев, а Малявкин — Малявкин. Уже хорошо! Куда сложнее было бы вести розыск, если бы под прикрытием их документов действовал кто-то другой. Грош цена была бы тогда связям подлинных Гитаева и Малявкина, ничем бы знание этих связей не помогло в розыске.

И все же Скворецкий с Курского вокзала проехал на Ленинградский. Там кочевал с Ленинградского на Казанский, с Казанского на Ярославский и с Ярославского снова на Ленинградский лейтенант Константинов.

Как и Попов, Константинов без труда узнал Гитаева и Малявкина. Опознание было закончено.

Вернувшись в наркомат, Скворецкий застал Горюнова уже на месте. Теперь, когда было установлено, что бежавший Малявкин действительно Борис Малявкин, сведения о друзьях и знакомых Бориса, полученные Горюновым, приобрели первостепенное значение.

Помимо семьи профессора Варламова, в которой, судя по словам соседки Малявкиных, Борис был своим человеком, Горюнову назвали студентку консерватории, по имени Муся, — «девушку Бориса», а также дирижера джаз-оркестра Аристархова. К сожалению, ни фамилии, ни адреса Муси никто из соседей не знал, так что ориентироваться приходилось только на имя да на описание внешних примет, ну конечно, и на то, что в 1941 году она училась в консерватории на том же курсе, что и Малявкин.