Александр Костенко: Стеклянный самолет

Машу же, стоявшую перед ним на подгибающихся от усталости и дрожащих от страха ногах, бил озноб. Зубы непроизвольно выбивали дробь, и взять себя в руки у девушки никак не получалось.

— Ну? Я жду, — следователь нетерпеливо постучал пером по столу.

— Федорова Мария Дмитриевна, родилась в Москве в 1918 году, — запинаясь, тихо произнесла девушка, чувствуя, что начинает терять сознание. — Разрешите, я присяду? — из последних сил пролепетала она и покачнулась, обхватив руками живот.

— Садись, — верзила кивнул на привинченный к полу железный табурет. — На каком месяце? — выразительно посмотрел следователь на уже хорошо заметный живот девушки.

— Восьмой пошел, — ответила Маша и опустила глаза.

— Замужем?

— Нет.

— Хорошо, для вас очень хорошо, — констатировал следователь. — Скажите, а в каких отношениях вы состояли с гражданином Каменевым Петром Васильевичем?

Теперь Машу бросило в жар. И тут же промелькнула ужасная мысль:

— Неужели знают? — И, собрав остатки воли, она как можно равнодушнее выдавила из себя:

— Ни в каких. Я работала в научной группе профессора Каменева лишь вторым ассистентом и всего несколько месяцев. Личных отношений со своим непосредственным начальником не имела, если вы это имеете в виду.

— Именно это я и имею в виду. Ну что же, это даже очень для вас хорошо, что не имели никаких отношений с врагом народа. Но как сотрудник вышеупомянутого отдела вы должны были быть в курсе всего происходящего у вас в институте. Отсюда вопрос: вел ли профессор Каменев какие-либо антисоветские разговоры в вашем присутствии? Или, может быть, в присутствии других сотрудников? — следователь устало прищурился.

— В рабочее время ничего подобного я не слышала. Все наши беседы касались исключительно научных аспектов проблемы, которой мы занимались по долгу службы. А в свободное время я с профессором никогда не общалась. Насколько мне известно, после работы он сразу уезжал домой к семье или в Академгородок.

— А если хорошо подумать? — голос следователя прозвучал угрожающе — вкрадчиво. Он встал из-за стола и вплотную подошел к девушке. Волна липкого страха снова захлестнула ее.

— Об антисоветских настроениях профессора Каменева мне ничего неизвестно.

— Ну, допустим, — громила отступил на шаг и опять внимательно посмотрел на Машу. — Бог с ним, с вашим профессором. Тем более что он освободил нас от хлопот, пустив себе пулю в голову. Буквально за полчаса до ареста. Кто-то предупредил эту сволочь. Но все дело в том, что самая главная проблема осталась. Меня интересует, куда делся весь архив профессора?

У девушки буквально перехватило дыхание. Сделав над собой неимоверное усилие, чтобы не выдать себя, Маша как можно тверже сказала:

— Я не знаю. У меня не было доступа к таким документам.

Неожиданный и сильный удар по лицу буквально смел девушку с табурета. Она отлетела в угол и сильно ударилась о стену, едва успев инстинктивно прикрыть руками живот. Следователь вразвалочку подошел к Маше и, крепко схватив за воротник, сильным рывком поднял девушку на ноги. Платье затрещало, пуговицы, отлетая одна за другой, застучали дробью, прыгая по бетонному полу. Белый кружевной воротничок не выдержал, оторвался и остался в руках следователя. Тот, на мгновение отпустив девушку, брезгливо посмотрел на него и швырнул на грязный затоптанный пол. Но тут ноги девушки подломились в коленях, и она, не удержавшись, снова упала на бетонный пол. Оказавшись на холодном полу, она зажмурилась, ожидая очередного удара, а когда через минуту открыла глаза, следователя в кабинете уже не было. Маша отползла в сторону и, прижавшись спиной к шершавой стене, натянула задравшийся подол платья на колени. Почувствовав сильные толчки в животе, она замерла, прислушиваясь к собственным ощущениям. Падение не прошло даром. Ребенок в утробе матери продолжал толкаться. Мария попыталась успокоиться и прикрыла глаза. Через несколько минут хлопнула дверь, и в кабинет вошли трое.

— Не признается, шалава? — спросил один из вошедших — высокий капитан с неприятным прищуром глаз на узком бледном лице. — А она ничего, хорошенькая. Даже жалко такое милое личико портить, — в его неприятном говоре Маша безошибочно угадала прибалтийский акцент.

Следователь развел руками:

— Я с ней по-хорошему, а она не понимает.

Капитан с бледным лицом не спеша подошел к застывшей с широко раскрытыми глазами девушке, наклонился и, взяв ее за подбородок, посмотрел прямо в глаза: