Андрей Воронин - Атаман. Охота на отражение

Но не таким же способом надо вершить закон! Если устраивать из каждого разбирательства бойню… то, может, кто-то и призадумается. Ревякин поразился собственной крамольной мыслишке, отогнал ее, стал изучать дальше. Нет, определенно ему не нравился Терпухин. Вот так, по определению. А с виду — нормальный человек, очень располагающая внешность. Да и Атаман — это не просто «погоняло». Он на самом деле атаман. Казак, черт бы его побрал.

Ревякин облокотился на раскрытую папку, задумался.

Получается какая-то ерунда. Он должен прибегнуть к помощи преступника, чтобы поймать другого. Кто хуже — неизвестно. Маньяк уродовал свои жертвы очень старательно, но этот ненормальный казак его почти превзошел. Рафиев небось успел не раз попросить, чтобы его поскорей добили…

Собачья смерть!

Но этот Атаман прекрасно знает тутошних кавказцев, способен их разговорить. А без него, если честно, дело может затянуться еще не на одну жертву. И что тогда делать? Еще немного — и расследование возьмет на контроль мэрия. Тогда, если не выдать срочного успеха, могут и головы полететь.

Может, есть смысл попробовать?

Так и не придя ни к какому решению, Ревякин закрыл папку с делом Рафиева. Посмотрел на часы. Было почти шесть вечера. Пора домой.

А дома — никого. Пусто и тихо. Он так и не привык к тому, что его некому встретить с работы, что некому пожаловаться на чертовы обстоятельства, выкручивающие наизнанку, что некому положить голову на колени и притихнуть, впитывая целебное молчание…

Нет, все равно пора. От такого сидения ничего не изменится. Убийство само не раскроется.

Для очистки совести он позвонил в морг, узнал, что нового. Эксперт сообщил только то, что было уже известно и так. Ревякин со вздохом повесил трубку.

Бросив папку в сейф, он вышел из кабинета, запер дверь, спустился вниз и остановился на крыльце управления. Солнце светило вовсю, аж глазам было больно. Ревякин надел темные очки и пошел к своей машине.

Из окна второго этажа на него пристально смотрел Макаренко. На лице пожилого генерала было странное выражение. Как будто бы ему было жаль капитана Ревякина.

На город опускался вечер — еще один прекрасный вечер позднего августа. Бархатный сезон, красота и благолепие.

И какой дикостью выглядят эти убийства…

Она бежала по узкому темному коридору, прямому, словно стрела. Впереди не было ничего, кроме темноты. Под ногами пружинило и тряслось. Словно ноги ступали по тугому желе. Смотреть вниз не хотелось, потому что верилось: лучше не станет. И вообще — лучше не станет никогда.

Ника споткнулась, с трудом вернула равновесие. И услышала позади шаги — гулкие, размеренные, неторопливые. Их звук почему-то вызывал в ней такой ужас, что из горла рвался стон — на крик не было никаких сил.

Она побежала быстрее, хотя ноги не слушались, заплетались, казалось, что они были без костей. Ника закусила губу, захрипела, стала выкладываться в каждый шаг, как в рывок на стометровку. Это было невыносимо трудно, но, кажется, бежать быстрее получилось.

Несмотря на все ее усилия, шаги приближались. Ника даже не удивлялась тому, что они звучат так звонко, словно для преследователя пол коридора был вовсе не желеобразным, а вполне твердым и плотным. Ей было слишком страшно, чтобы пытаться что-то анализировать.

Преследователь приближался. И в металлический ритм его шагов вкрадывалось еще что-то. Ника мало-помалу узнавала в этой посторонней примеси человеческий голос. Он казался ей знакомым, но даже под угрозой смертной казни она бы не сказала почему.

Голос говорил что-то, его интонации не были угрожающими, слов не удавалось разобрать. Ника не хотела понимать, что ей говорят. Почему-то казалось, что от этого будет только хуже.

Ноги уже не чувствовались, а тьма стала настолько глубокой и непроглядной, что теперь только по ритмичному вздрагиванию тела можно было понять: она продолжает бежать. Голос сзади нарастал, заполнял собой все окружающее, начинали различаться некоторые слоги — каркающие, неприятные, злые. Она зажала уши ладонями, но даже сквозь них продолжала слышать все.

И когда ее схватили за плечо, она закричала.

И проснулась.

Ее держал за плечо муж. На его лице было выражение испуга и волнения.

— Ничка, что с тобой? — спросил он, когда жена перестала кричать. — Опять кошмары?

Она энергично закивала головой.

— Все, все, успокойся… это только сон, — прошептал Виктор, прижимая трясущуюся женщину к себе.