Владимир Колычев - Леди-мафия

Но деньги – дело наживное. У нее много способов снова наполнить казну. Вот городской рынок, например. Весь город несет туда свои деньги, бешеные навары снимать с него можно. Ценнейшее приобретение в их промысле. А еще Батя, «цеховик» в прошлом, бизнесмен-кооператор в настоящем. И «синие» уже не помеха...

Левая обувь уходила влет. Женские сапоги, туфли, мужские ботинки, полусапожки – все это отличного качества. Не хуже всякой «фирмы» забугорной. А в условиях тотального дефицита даже дерьмовая обувь имеет повышенный спрос.

Илья Герасимович Мясоглотов, или Батя, как называли его за глаза, считал себя богатым человеком. Его подпольные цеха, этот айсберг в воде с легальным кооперативом на поверхности, приносил миллионные доходы. Правда, делиться со многими приходилось. И с высокопоставленными чиновниками из министерства – без них никуда, и с «шишками» из ОБХСС – наивно было думать, что о его деятельности соответствующие органы даже не подозревают. И в воровской «общак» отстегивал, законные десять процентов – а это огромные деньги.

Только в последнее время с ворами он не делился. По простой причине – некому было собирать дань. Настоящая война, как в американских гангстерских боевиках, в городе случилась. Всех бойцов из «синих», из воровской криминальной группировки перебили. Остались только блатные, которые сами по себе. А это не сила.

Но свято место пусто не бывает. Заявились к нему недавно пацаны в кожаных куртках из тех, которые блатарей заменили. Нам, говорят, теперь процент отстегивать будешь. Да только он не дурак. Молодняк беспредельный – дело временное. Воры – это куда серьезнее. Просто у них сейчас, видно, проблемы какие-то, нет времени разобраться со шпаной, на место ее поставить. Но ничего, скоро появится... В общем, сказал он «кожаным» твердое нет.

Те угрожать ему начали. Тогда он, недолго думая, свою службу безопасности на ноги поднял. За руки «качков» этих невежливых схватили и вон вышвырнули.

А на следующий день звонок.

– Зря ты с нами так. Будешь теперь платить не десять, а тридцать процентов...

Он хотел посмеяться над этим. Да только не вышло.

Сегодня его как обухом по голове: жена исчезла. Молодая она у него, красивая. Ради нее с первой супругой развелся, детей оставил. Любил он ее сильно... Куда же она пропала?

Ответ не замедлил себя ждать. Раздался звонок. И все тот же бесстрастный голос сказал:

– Твоя Лиза у нас. Ничего ей не будет, не бойся. Пальцем не тронем... Но!.. Ты будешь платить?

– Ну хотя бы двадцать процентов, – не растерялся он.

– Хорошо, пусть будет двадцать. Но и от Лизки своей тогда получишь двадцать процентов...

– Я подумаю...

Думал он недолго. Деваться ему некуда. Остаться без жены он боялся больше всего на свете.

Модест Юзефович Гольденцвейг, по паспорту русский, уже семнадцать лет заведовал городским рынком. И, конечно же, успел за это время скопить немалый капитал. Ведь во все времена директора рынков имели хороший левый доход. Кто-то без справки санэпидемстанции торговать хочет – пожалуйста, отстегивай и торгуй. Там узбеки со своими дынями приехали. Куда машины поставить? Плати, дорогой, покажу. А у кого-то вообще разрешения на торговлю нет. И этот вопрос решим, не безвозмездно, разумеется... А рынок большой, богатый. И из ближних мест торговать сюда едут, и из дальних товар везут. Хорошо в Краснинске люди живут, легко с деньгами расстаются, а отсюда и оборот, и прибыль. Червонец к червонцу, стольник к стольнику, тысяча к тысяче и на выходе – миллион. Хорошо жил Модест Юзефович, не жаловался.

Блатные его не обижали. Отстегивал им процент от своей доли и жил себе спокойно. Но, говорят, нет больше его покровителей. Все вышли... Слышно, какая-то новая банда в городе объявилась. Молодняк, шпана, отмороженные – так презрительно отзывались о своих конкурентах воры. Но, видно, недооценили их?..

Четыре коротко стриженных громилы в кожаных куртках поверх спортивных костюмов пожаловали. Взгляды по-волчьи настороженные, никаких эмоций на лице. И девушка вместе с ними пришла. Высокая, стройная, модно одетая, ухоженная. Зеленоглазая красавица – любо посмотреть.

Модест Юзефович обожал красивых женщин. Нет, он вовсе не стремился переспать с каждой. Но ему нравилось любоваться ими, они для него существовали как бесценные картины старых мастеров в Третьяковской галерее. Где-то в мозгу у него была особая ячейка, куда он складывал образцы увиденных сокровищ. Можно даже сказать, он коллекционировал красоту.