Владимир Колычев - Леди-мафия

– Пожалуй, вариант этот прокатит, – соглашаясь, кивнул Сема. И тут же спохватился: – Слушай, а чего это ты все решаешь? Где Ящер, черт его побери? Куда он замылился?

– Вадим в армии, – голос ее дрогнул. – А за себя он меня оставил...

– В армии? В какой еще на крен армии? – вытаращился он на нее.

Насколько он помнил, Ящер не собирался идти служить. Уже и врача нашел, и часть бабок ему авансом отстегнул, чтобы «белый билет» оформили.

– В Советской, Сема. В какой же еще?..

– Он чо, гребнулся?

– Он правильно все сделал. Еще точно неизвестно, остановятся ли менты. Может, следствие по твоему делу двинет дальше. Короче, он решил, что будет лучше, если он переждет смутное время в армии. Месяца два или три, не больше...

– Да ты че? Какие месяцы? В армии два года служат!

– Не волнуйся, Вадим знает, как свалить оттуда. Ты за него не бойся. Ты за себя бойся... Вот это номер!

Взгляд Ирихи был устремлен Семе за спину, и в нем отразилась растерянность.

Он обернулся и увидел двух мужчин в штатском. Один из них нагнулся, чтобы протиснуться в низкую арку входа в комнату-отсек.

– Гражданин Усик? – начальственным тоном спросил у него первый.

– Ну...

– Вы арестованы!

«Сливай воду, приехали! Станция „Писец“...

Выследили его таки, шакалы! Мусора долбаные!

– Сема, ты не думай, я тебя не подставляла, – смущенно посмотрела на него Ириха.

– Ты чо гонишь?

Он ее ни в чем не подозревал. Не она навела на него ментов. Не могла, да и не успела бы...

– Ты не думай, мы о тебе не забудем, – не своим голосом сказала она, когда на его запястьях щелкнули стальные наручники. – И я тебя никогда не забуду...

– Не забывай, – на прощание он окинул ее влюбленным взглядом.

Ведь он любит ее. Но, видать, не судьба им быть вместе...

Его забросили в «луноход», и начались скитания по длинным и мрачным коридорам субстанций с емким названием «неволя». РОВД, КПЗ, допросы, допросы... А дальше СИЗО – следственный изолятор. Страшное, зловещего вида здание с зарешеченными оконцами. Хмурые взгляды надзирателей, шумное «Стоять, лицом к стене!», лязганье замков, скрип дверей-решеток. И вот она, его камера, «хата».

Духота, нестерпимая вонь. Злые лица ее обитателей. Еще бы, им и без этого юнца тесно!

Семе стало не по себе. Он много слышал о жутких нравах, царящих среди обитателей тюрем. Оскорбления, избиения. Опустить, заточку загнать под ребро – здесь в порядке вещей.

Никто не сказал ему ни слова, ни доброго, ни худого; никто не ударил, когда он остановился посреди камеры. Но никто и не шелохнулся, чтобы подвинуться, освободить ему место на нарах.

В камере сидело человек двадцать. Все раздеты до пояса, у большинства на груди и на плечах наколки – видно, не впервой за решетку угодили. Все уже в годах, мало кому меньше тридцати. Смотрят на него, восемнадцатилетнего юнца, кто с интересом, кто со злобой, а кто и с полнейшим безразличием. И по-прежнему никто не торопится освободить ему место.

А нахрапом, борзостью добиваться своего Сема боялся. Не тот расклад. Не с улицы пацаны перед ним, с ними его номера не пройдут. Быстро на место поставят, еще и опустят, чего доброго...

– Эй, люди, ну чего фраерка-то маринуете? – послышался вдруг чей-то насмешливый баритон.

Голос подал здоровый как бык мужчина с потной волосатой грудью. На плечах и на руках татуировки. Скуластое, с хищным прищуром глаз лицо. От него исходила опасность.

Он поднялся со своего места и подступил к Семе.

– Тебе, фраерок, видать, невмоготу уже стоять? – Он нахально взял Сему за подбородок и потянул лицом к себе. – Сесть побыстрее хочешь?.. А ведь ты уже сидишь, по сути. Хотя и стоишь. Ха-ха!

Ему, видно, нравилось чувствовать себя остряком.

Сема затравленно молчал. В его положении только это и оставалось.

– Годков-то тебе сколько?

– Восемнадцать, – выдавил он из себя.

– Паренек ты, я вижу, не из дохлых... На чем погорел?

– Машины угонял...

– По сто семнадцатой залетел... Воровал, значит. Добро, добро. Вор – это звучит солидно. Но ты, все одно, – мужик. Законов наших не знаешь, порядков... Короче, нужен тебе знающий человек, кто тебя уму-разуму научит. Вот я опекуном твоим, хм, и стану... Меня, кстати, Прохором погоняют.

Прохор определил ему место на нарах рядом с собой. Посоветовал снять рубаху, душно, мол. Говорил с ним, что называется, по душам. Рассказывал о себе, о гоп-стопнике со стажем. Здесь оказался, говорил, по подозрению в убийстве. Разумеется, пострадал невинно. Уже две ходки на зону за ним, об этом он сообщил с гордостью. Порядки тамошние хорошо знает, может поделиться опытом. Красным брезговать, в «доме» на пол не харкать, «спасибо» никому и никогда не говорить, и все такое прочее... Только не сказал он, что порядки такие на «воровских» зонах. А сам он на «сучьих» парился... Говорил ему, Семе, рассказывал, а сам то рукой его по спине огладит, то плечо голое мягко так примнет.