Наталья Александрова: Украденное воскресенье

— Ну, дорогая моя, не все же воспринимают развод так серьезно, как ты! И потом, это ведь тебя ни к чему не обязывает, познакомишься, ну не понравится — так и ладно. Да ты как его увидишь — из рук не выпустишь, такой мужчина! Я ему про тебя рассказывала, он не против познакомиться.

Но меня одолели сомнения.

— Неудобно как‑то, прямо смотрины у тебя получаются.

Ну что ты, Татьяна, это мой брат троюродный, приличный человек, я его давно не видела, не знала, что он в разводе. И где, по‑твоему, люди знакомятся? Не на улице же! А на работе у тебя, сама говорила, одни дебилы. А которые немного с мозгами, так все женатые.

— Это верно, но…

— Никаких но! Записывай адрес, мы живем на Петроградской.

В субботу Галка по моей просьбе вернулась с рынка пораньше и застала меня в раздумьях. Глядя на разложенную по всей комнате одежду, Галка покачала головой:

— Это все не то!

Я не особенно доверяю ее вкусу, но вынуждена была с ней согласиться.

— Что делать, Галка? Вроде и шмоток у меня много, а надеть нечего, то есть есть чего, но хочется чего‑то…

— Говорила я тебе, купи то платье, а то все у тебя черное да серое!

— Сейчас модно… — слабо протестовала я.

— Ладно, идем ко мне, посмотрим что‑нибудь из новых шмоток.

— Да что у тебя там есть, все турецкое да польское!

Галка рылась в шкафу и бурчала оттуда что‑то недовольно:

— Турецкое, говоришь? А это ты видела?

Она держала в руках пакет, одним движением вытащила его содержимое, это оказался костюм. Фасон был самый простой — прямая юбка и жакет, но все дело было в цвете. Цвет был голубой с сероватым отливом, цвет голубого льда, а еще там было немножко светло‑лилового. Я обожаю такие, мне вообще идут цвета, в которых не меньше трех оттенков, серо‑буро‑малиновые, по выражению Галки.

Я посмотрела бирку: Made in Italy.

— Откуда он у тебя?

— Случайно. — Галка вздохнула. — Вообще‑то я для себя брала, но… — Она с грустью оглядела свою фигуру.

Действительно, после Стасика ее здорово разнесло.

— Примерь, Татьяна, время дорого.

Я посмотрела на себя в зеркало — действительно, это был мой цвет. Сидел костюм не очень, но цвет… Галка была полна энергии:

— Вот тут переставим пуговицу, мне пиджак был в обтяжку, а тебе будет свободно, так даже лучше, а юбку заколешь вот так, двумя булавками. Надеюсь, ты не собираешься в первый же вечер перед ним раздеваться?

— Ты что, с ума сошла?

— Тогда все в порядке, никто ничего не заметит. Макияж надо бы поярче.

— Не надо, — твердо ответила я. — Этот как раз подходит.

— Пожалуй… Как к глазам идет, Танька! Да ты прямо красавица!

К этому костюму очень подошел комплект, доставшийся мне в наследство от бабушки. Кольцо и сережки, старинная работа, белое золото, бирюза, а вокруг маленькие алмазные скол очки. Само по себе все это было недорого, но понимающие люди оценивали работу, а для меня этот набор был просто бесценным как память о бабушке. Носила я его редко, уж очень стал хрупким, но сегодня такой случай… Перед выходом я слегка побрызгала за ушами из маленького пузырька «Мажи Ну ар», который назло всем купила сама себе на прошлый день рождения, и отправилась в новом костюме начинать новую жизнь.

Квартира была на Петроградской в красивом старом доме. На двери красовалась медная табличка с совершенно стершейся надписью — прочитать ничего нельзя, но не снимали ее, должно быть, из‑за красоты. Звонок старый‑престарый. Даже не звонок, а ручка, которую надо повернуть. Я повернула.

Дверь открылась, и передо мной появился такой красавец, что я обомлела: черный, лохматый, огромный. Нечеловеческой красоты. Конечно, нечеловеческой — ведь это был ньюфаундленд. Он смотрел на меня глазами, полными ленивой задумчивости, и взгляд его вопрошал: «Ну чего вы все от меня хотите? Ну ладно, я готов ради вас на все, но надеюсь на вашу порядочность».

— Здравствуй, — обратилась я к нему, — как тебя зовут? Ты сам открываешь дверь гостям?

— Цезарь. Он учится, но пока еще не умеет, — последовательно ответили мне из‑за спины ньюфаундленда на оба моих вопроса.

Я всмотрелась в темноту за Цезарем. Там стоял малоинтересный мужчина лет под сорок, может, и меньше, худощавый, не слишком высокий, какой‑то слегка потертый. В общем, не герой моего романа.

— Добрый вечер, — сказал «негерой», — вы, я думаю, та самая Татьяна, приятельница Валентины, которую она так ждет?

Я только открыла рот, чтобы спросить из вежливости, как его зовут, но вылетела Валентина и увела меня. Я не опоздала, гости еще не все собрались. Оказалось, что у Валентины ожидается много народа, я успокоилась — так даже лучше, а то сидели бы вдвоем и пялились друг на друга. Валентина вылетела в коридор, наскоро познакомила меня с мужем, симпатичный такой, но, по моим наблюдениям, здорово у нее под каблуком. Это неудивительно, Валентина — женщина с активной жизненной позицией, полная противоположность мне.