Татьяна Степанова - Предсказание – End

Женщина смотрела на них, сжавшись в комок. Глаза ее все сильнее выкатывались из орбит. Внезапно она резко наклонилась вперед, руками показывая что-то от пола – низкое, такое вот, не выше метра. Руки у нее тряслись, тик дергал, кромсал обезображенное лицо, и губы то растягивались в какую-то безумную ухмылку, то сжимались «куриной гузкой». Язык непослушный метался во рту, как распухшее жало.

Внезапно она слезла со скамьи, плюхнулась на колени и поползла к ним на четвереньках, что-то мыча, вертя широким тазом, то и дело останавливаясь, как-то почти по-звериному оглядываясь на сумрачный придел через плечо и снова разводя, показывая что-то дрожащими грязными руками – вот такое низкое, не выше метра от пола.

– Она больная, – шепнул Мещерский Бубенцову. – Зачем она тут? Ей в больнице самое место.

– Была, была она в больнице, в психдиспансере, сколько уж лежала, выписали ее. Доктора-то отступились, потому что повезло ей, парень. – Бубенцов сглотнул. – У нас так в городе с тех пор и говорят – повезло ей, девке, по-крупному.

– Как это повезло? Почему?

– Потому что живой осталась. Остальные-то, кто видел, кто сподобился-то очевидцем стать, почти все в мертвецах уже числятся. В том числе и парень ее, жених. Он-то не выдержал, бедняга, а она выжила, только вот с катушек долой.

– Я не понимаю, о чем вы? Вообще, что вам от меня нужно? – Мещерский не знал, куда деваться ему от всего этого бедлама.

Ненормальная ткнулась лицом в пол, потом снова дернулась и неожиданно хрипло завыла по-собачьи. Воя, она задирала голову и совершенно по-звериному клацала зубами. Мещерскому почудилось: еще мгновение – и она ринется на них и вопьется зубами им в ноги. Он попятился, еще минута – и он вылетел бы вон. Но тут послышались торопливые шаги, из боковой двери появились две старухи – явно служительницы. Они сердито замахали на Бубенцова и Мещерского руками – прочь, прочь, а потом начали поднимать с пола безумную, уговаривая, успокаивая ее невнятной скороговоркой.

Бубенцов вывел Мещерского из придела.

– Это мы у вас спросить должны, что вам опять от нас нужно стало. У дружков твоих спросить, – сказал он зло. – Натворили дел и слиняли, а мы все это, все дерьмо их кровавое до сих пор тут хлебаем.

– Либо расскажите все по порядку, спокойно, либо оставьте меня в покое, – сказал Мещерский. – Вы хотели со мной говорить, так? О чем? Полоумную я вашу видел – что дальше?

– Может, для затравки поставишь? – Бубенцов шмыгнул носом.

Мещерский усмехнулся: вот в чем, оказывается, дело. Он вынул из кармана деньги.

– Тут за углом, там взять можно, тут-то неловко о таких делах, храм все же божий. – Бубенцов засуетился. Перемена в его поведении была мгновенной.

Через пару минут они уже сидели за пластиковым столом уличного экспресс-кафе. Мещерский дышал полной грудью. Какой славной показалась ему эта самая обычная улица, каким живительным воздух, прогретый солнцем, после этого кошмарного безумного воя под фресками «Страшного суда». Вон возле углового дома мужики разгружают «Газель», стройматериалы привезли. А вон парень на велосипеде куда-то чешет, жмет педали. Два электрика деловито осматривают вывеску-рекламу универмага «Все для дома», что напротив церкви.

Бубенцов приобрел две бутылки пива и налил себе в пластиковый стакан.

– Я как там, в «Чайке»-то, его увидел – обмер, – объявил он громко. – Сынка инженера-то нашего бывшего, Германа-то. А потом и Черкасса узнал. Жили они тут у нас в городе с тех самых пор, как под стол пешком еще ходили. И я жил в городе. Хвалиться не буду, но хорошо жил. В клубе городском работал по музыкальной и вообще культурной, значит, части. Я ведь почти на всех инструментах могу, в молодости даже в настоящем духовом оркестре играл. Ну а потом завклубом сделался на Заводском, при должности, так сказать, и сюда вот с женой мы переехали. Хорошее, думал, место. Город-то закрытый был, с оборонкой связанный. Ну, думали мы с женой, снабжение тут и все такое, как в закрытых-то городах. Кругом-то тогда, какой населенный пункт ни возьми – Иваново там, Калязин или Глинск с Рыбинском, – везде в магазинах шаром покати, колбасные электрички в столицу-то. А тут при полигоне и магазины продуктовые, и промтоварные. Ковры даже можно было достать и хрусталь – это при Черненке-то! Так что поначалу неплохо мы тут жили, обретались. Потом, в перестройку, и позже, при Ельцине, развалилось тут все, в один год прахом пошло – вся эта оборонка. А сначала-то было ничего, грех и жаловаться. И люди какие сюда приезжали. Поселок ученых один чего стоил. Из Москвы приезжали академики, профессора, генералы с лампасами. Так-то они в городе не светились запросто-то. Но машины их мы видели – раз кортеж на полигон поехал, другой. Но все равно скучной нам жизнь наша здешняя казалась. – Бубенцов покачал головой. – Это ж надо! От скуки мы тогда, дураки, маялись. Скукотища, мол, тоска зеленая. Слишком уж тихо, спокойно живем. Зато потом зажили так, что…