Татьяна Степанова - Предсказание – End

Миг – и Мещерский очутился в чисто бабьем, как ему показалось, мирке: фен шумит, в парикмахерском кресле какая-то шатенка средних лет в джинсах и красной кофточке в белый горошек, над ее прической трудится молоденький стилист-парикмахер, стеклянные шкафы-витрины с кремами и прочей косметической дребеденью, стены под фальшивый мрамор, хромированный никель и белый европластик, физиономия Скарлет Йоханссон с неестественно толстыми от розового блеска губами, пялящаяся с плаката: «А ты сделал себе татуаж? Ты, доброволец?»

Женщина в кресле была Марина Андреевна Костоглазова, жена прокурора. Только познакомиться с ней ближе Мещерскому довелось много позже. Кассиопея увела Фому куда-то вглубь, в недра своего косметического царства. Точно царя Додона Шаемаханская царица. Мещерский растерянно озирался – нет, не в поисках Золотого петушка, его бы здесь в Тихом Городке сразу бы расплющили ударами разделочного топорика, превратив в цыпленка табака, и бросили бы на сковородку – жарить.

– Кассиопея знает вашего приятеля, – произнесла Юлия Шубина – это было словно подведение итога под всей их такой деловой экскурсией по городу. – Как же они встретились, боже… Марина, вы представляете, – она обратилась к Марине Андреевне, – это было как в кино. И мне кажется…

Но окончить она не успела. В крепкую дубовую дверь, игнорируя звонок, забарабанили, застучали. Послышался женский крик – какой-то заполошный, истерически– возбужденный.

«Откройте!» – неслось из-за двери. Кира-Канарейка взглянула на монитор.

– Кто там, Кира? Что же вы – откройте сейчас же, может быть, что-то стряслось, – властно сказала Юлия Шубина.

Кира нажала кнопку, дверь распахнулась, и в салон буквально ввалилась та самая продавщица из магазина – Наталья Куприянова. Мещерский хорошо ее запомнил. Она задыхалась, все ее полное тело словно бунтовало против такой вот спешки, такой встряски. На щеках цвели пунцовые розы – точно детский диатез.

– Он вернулся! – выпалила она. – Я видела… я его видела…

На ее голос в холл вышли Кассиопея и Фома. В другой момент Мещерский не преминул бы понаблюдать именно за ними, но сейчас… сейчас он снова ни шиша не понимал. Кого имела в виду эта самая Куприянова, вопившая с таким перекошенным, с таким осатанелым (другого сравнения и подобрать-то было нельзя) лицом? Фому? Но они уже виделись и разговаривали, хотя и странным был тот разговор…

Куприянова узрела Кассиопею.

– Он вернулся в город! – крикнула она. – Я видела его, я его сразу узнала!

Юлия Шубина и Марина Андреевна хором воскликнули: «Да кто? Кто он-то?» Только Фома ничего не спросил – ринулся на улицу. Мещерский за ним. Он увидел машину посреди площади – пыльный черный «БМВ», правда, новый, последней модели, стоящий черт его знает сколько. Дверь со стороны водителя была открыта. Положив на дверь руку, возле машины стоял какой-то темноволосый мужчина – молодой, их с Фомой ровесник или, возможно, чуть постарше. Он был высок и широкоплеч. Он стоял посреди площади так, словно давал себя разглядеть всем сразу, одновременно и со всех сторон.

Мещерский почувствовал, как в его плечо впились пальцы Фомы. Тот словно опоры искал, как будто у него разом подкосились ноги. Его лицо… У Мещерского мурашки поползли по спине. Его испугал именно Фома, потому что в облике незнакомца не было ничего ужасного или отталкивающего, наоборот, даже издали можно было бы заметить, что он очень хорош собой, слишком хорош для Тихого Городка.

Удивленно вскрикнула Кассиопея.

– Кто это такой? – не выдержал Мещерский. – Кто этот парень, черт возьми?

– Тот, – слова давались Фоме с трудом, – кто убил мою сестру.

– Это Герман, – Кассиопея поднесла ладонь к своим губам, словно что-то запрещая себе. – Это мой брат.

Секретарь мэра Шубина Вера Захаровна Бардина занималась на своем рабочем месте в приемной самыми обычными делами – сортировала почту. День был как день. Шубин у себя в кабинете совещался с начальником финансового управления. После совещания Вера Захаровна, как обычно, понесла ему на подпись документы. Когда она уже выходила из кабинета, на столе резко зазвонил телефон. Шубин снял трубку. Вера Захаровна уже закрывала за собой дверь, когда внезапно изменившийся голос шефа заставил ее недоуменно оглянуться.

– Кто?! Повтори, что ты сказал?!

Это был не возглас, а какое-то карканье, словно человек от внезапного шока разом забыл все слова и начал изъясняться на каком-то птичьем языке. Вера Захаровна вернулась за свой стол. Странно…