Наталья Саморукова - Капкан для белой вороны

– А вы Ире кем приходились? – я решила перейти ближе к сути.

– Другом, – сказал Наум и скромно потупил глаза, – очень близким другом.

– Видите ли, – начала я, – это не совсем наш профиль.

– Я понимаю, понимаю, – быстро затараторил несчастный любовник, – но… может попробуем? Давайте попробуем! Я прошу вас! Мне так это важно, Ира многое значила в моей жизни.

Битых полчаса Наум втолковывал мне, что именно значила для него Ира Они познакомились почти пять лет назад, и с той поры женщина стала для Наума музой, островком света в бездуховной мгле большого города. По мнению Наума, Иру все любили, она была светлым человеком, который не способен причинить вреда даже мухе.

– Яркая, красивая, она часто вызывала зависть, – распинался Наум Лукич, мимоходом давя на все мои больные мозоли, – но она притягивала к себе внимание, словно магический камень. Люди заурядные, ординарные внешне и бедные внутренне, порой ставили ей подножки, пытались обвинить в гордыне, в спесивости. Но поверьте мне! В ней этого не было! Просто она была …такая. Она, как булгаковская Маргарита, ничего ни у кого не просила. Настоящая ведьма!

– Ведьма?

– Да, вы знаете, в ней было что-то сверхъестественное. Ее притягательность была отчасти надчеловеческой. Вам, как женщине, возможно, это трудно понять. Ведь вы наверняка акцентировали внимание лишь на ее оболочке, так сказать, на всем этом шике и лоске, который давался Ирочке без труда и был ее фирменным знаком.

Вот стервец!

– Ладно вам… – неловко попыталась я перенаправить его словесный поток, – у нее, небось, и человеческие качества были. Не мистикой же единой.

– Конечно, конечно, – легко согласился Наум, – да собственно и мистики никакой. Она родом из тех краев, где женщины через одну колдуньи. Обычное дело. Но она была еще и щедрой, и великодушной, и доброй. Она была разной, но никогда – мелочной, злобной, мстительной.

Интересно, когда я помру, найдется человек, способный на такую пламенную речь в мой адрес?

– Она дарила мне такие идеи, такие идеи! Легко, играючи, она придумывала захватывающие решения задач, над которыми я бился месяцами. Бар «Трумэн» на Малой Бронной, может быть вы там были? Это она подсказала мне новый вариант интерьера. Это самый гениальный мой проект!

Была я в том баре, он не так далеко от нашего офиса. Без комментариев.

И снова на полчаса поток пространных сентенций, каким удивительным человеком была его подруга. При этом никакой конкретной информации.

– Ну хватит, – прервала я его, – ближе к делу. Расскажите мне про нее. Сколько ей лет, где она работала, кто ее друзья?

– Разве такие несущественные детали могут помочь делу? Понимаете, Ира была выше всех этих бытовых подробностей!

Разозлившись, я долбанула по блюдцу чайной ложкой так, что оно аккуратно разломилось пополам.

– Прекратите! Не стройте из себя идиота!

– Да, да, хорошо – охотно пошел мне на встречу Наум и скоренько изложил вехи Ириной биографии. Лет ей было что-то около сорока, точнее Наум Лукич сказать затруднялся. В Москву она приехала из Петровска, где оставила мужа и двоих уже довольно взрослых детей – сына и дочь, двойняшек пятнадцати лет. Сейчас они живут с бабушкой, мамой Иры. В Москве госпожа Пикорайнен, именно такую фамилию носил ее муж, наполовину финн, наполовину карел, некоторое время пела в одном не слишком успешном мюзикле. Потом ей предложили сольную программу в только что открывшемся кабаре, и вот уже три года она радует посетителей своим божественным голосом. Точнее, радовала… На этой части повествования гость погрустнел, голос его стал звучать все тише и вместе с последним словом, слетевшим с губ страдальца, в остывший кофе упала большая и чистая слеза. Мы помолчали немного.

– У Иры были враги?

Наум посмотрел на меня укоризненно и ничего не ответил.

В это время, предусмотрительно загнанная в спальню Рита решила размять свои голосовые связки.

– Оооо дольче миииииаа!!!! – заголосила каркуша. Незамедлительно раздался громкий стук. Это Наум Лукич свалился на пол в глубоком обмороке. Оставив его лежать на пыльном паркете, я опрометью кинулась в дальнюю комнату. Изловив окаянную птицу, засунула ее в шкаф. В темноте Рита моментально замолчала. Мне не хотелось, чтобы Наум затребовал птичку себе на правах давнего друга покойной.

Очнулся он лишь после того, как я буквально умыла его мокрым от нашатырного спирта полотенцем.