Геннадий Паркин: Кладбищенская благодать

Зачем им понадобилась буханка черного хлеба, обе объяснить так и не смогли.

По инициативе дам все дружно повалили к могиле Высоцкого. Потом пили у Есенина, у Олега Даля. Не обошли вниманием художника Сурикова и клоуна Леонида Енгибарова. За Штирлица тоже выпили. Не потому, что он здесь лежит, а просто выпить захотелось.

Под воздействием алкоголя милицию потянуло на секс. Сержант Коля поругался с сержантом Женей и поволок Наташу, так звали одну из камчадалок, к могиле знаменитой Соньки Золотой ручки, где была прелестная травяная лужайка. Сержант Женя в отчаянии ринулся искать Наташину подругу Лену, но она уже успела куда-то исчезнуть с моим шефом. Мы же с Игорем нажрались водки уже настолько, что окромя все той же водки нас ничего не интересовало.

В конце концов, с огромным трудом выпроводив Наташу с Леной за ворота, чтобы девочки не опоздали на поезд, мы впятером снова собрались в комнате милиции.

Как обычно бывает при подобном раскладе, каждый из присутствующих набрался до того уровня, когда сколько ни пей, пьянее никак не станешь. Не знаю, что по этому поводу думают психологи-наркологи, но, хотя повалено было с дюжину «лимонной», все рассуждали вполне здраво и свои действия полностью контролировали. Спать не хотелось, водки море, атмосфера душевная. Сидели, что называется, хорошо. Бог его ведает, с какого рожна, но тема возникла самая подходящая для посиделок на кладбище. Действительно, ну о чем еще можно беседовать глухой летней ночью в окружении крестов и надгробных плит, как не о покойниках, загробном мире и прочей чертовщине…

Теперь, когда солидные издания публикуют серьезные исследования всевозможных проявлений потусторонней жизни, книжные прилавки завалены литературой в духе Альфреда Хичкока, а с экранов не сходят фильмы ужасов, мистика прочно укоренилась в сознании граждан. Тогда же, в год начала упадка периода развитого застоя, на бабушкины росказни упорно закрывали глаза, редких энтузиастов, пытавшихся заняться разработкой полузапретной темы, отправляли лечиться в дурдом, а некоторые аномальные явления запросто объясняли происками западных спецслужб или заурядным мошенничеством несознательных элементов. Что интересно, народ все же подсознательно стремился соприкоснуться с тем, чего вроде бы и не существовало. Иначе просто трудно объяснить бесконечную очередь в Мавзолей, где, как ныне стало известно, свято сберегались мощи едва ли не сына Князя Тьмы.

Ваганьковское кладбище, хотя и раскинулось в самом сердце образцового коммунистического мегаполиса, каковым считали Москву обитатели кремлевских палат, тем не менее оставалось кладбищем с пятивековой историей. Здесь хоронили москвичей со времен Иоанна Грозного, а может и более ранних. Слой за слоем ложились в землю гробы, с годами гнили, разъедались червями, разрушались. Кости умерших ранее перемешивались с останками вновь погребенных, сверху наваливались оседающие могильные плиты и тяжкие мраморные кресты. Общее количество покойников никакому учету не поддавалось, да никого и не интересовало. Однако души умерших, недовольные подобным отношением со стороны потомков, иногда выходили, как говорится, за рамки и откалывали поразительные номера.

Поскольку среди нашей компании кладбищенских старожилов не было, разговор свелся к обсуждению неприглядного поведения погребенных в последние годы. Суперзвездой ваганьковских запредельных тусовок была тогда некая балерина императорских театров, покоившаяся в персональном склепе с 1904 года. Прежде за милой дамой ничего такого не водилось, но в марте восемьдесят первого произошло нечто, для нее крайне неприятное.

Олег Даль, прекрасный актер, но горький пьяница, допился до белых коней и катапультировался с седьмого этажа. Человек, говорят, был замечательный, актер превосходный, поэтому друзья и родственники сумели пробить в Моссовете разрешение похоронить его на Ваганькове. Но с местом вышла заминка. Участок, отведенный Всероссийскому театральному обществу, до предела уплотненный покойными мастерами сцены, никак не мог вместить неудачливого каскадера. Однако мудрый комендант, пересчитав врученные Олеговой вдовой денежки, нашел гениальное решение. Могилу вырыли прямо у склепа балерины, правда, полгроба пришлось, продолбив стенку, запихнуть непосредственно в ее усыпальницу. Девять дней спустя все и началось.

В одно чудесное утро белый мраморный крест, украшавший крышу балерининой обители, вдруг оказался развернутым на 90 градусов. Комендант с ходу обвинил в диверсии водителя мусоровоза, вполне способного по пьяному делу своротить крест не только на могиле, а и на куполе местной церкви. Что он однажды доказал, разнеся в щепы двери магазина похоронных принадлежностей. Мусорщик упорно отнекивался, доказывал с рулеткой в руках невозможность инкриминируемого ему деяния: комендант был уверен в обратном, поднял даже вопрос об увольнении неспособного к раскаянию грешника, что и случилось бы, не вмешайся балерина. Кроме нее, просто никто бы не додумался выкорчевать с могилы Даля мраморную доску с его реквизитами и подпереть ею дверь комендатского-кабинета.