Татьяна Гармаш-Роффе - Шалости нечистой силы

Марина, снова икнув, кивнула и нетвердыми шагами направилась в туалет. Завершив основные дела, она хотела подкрасить губы, но почему-то помады в ее сумочке не было. Марина махнула рукой на свое пьяное отражение в зеркале, сочтя, что ей уже ничего не поможет, и вернулась к Славе:

– Поехали, служба спасения…

Слава, как обещал, деликатно высадил ее у подъезда, припарковал Маринин «Фольксваген», двусмысленных намеков не делал и к ней не напрашивался. Только пожелал спокойной ночи и, оставив в ее руках клочок бумаги с телефоном («Извините, в дискотеку свои визитки не беру…»), отправился ловить такси.

Утром, как ни странно, голова не болела. Было немного сухо во рту, вот и все. Марина не забыла вчерашнего разговора. Ей уже несколько раз случалось быть в довольно сильном подпитии – все эти молодежные компании, все эти «пей до дна!», а она никогда не знала, в какой именно момент надо остановиться, вроде трезвая-трезвая, а когда поймешь, что пьяна, – тогда уже поздно… Но даже когда ее не слушались ноги, когда кружилась голова и, бывало, тошнило, – ни ум, ни память ее никогда не подводили.

Вот и теперь она прекрасно помнила каждую деталь и прогоняла заново в памяти вчерашний разговор, чувствуя радостное возбуждение. Решение само, по мановению феи-судьбы вплыло ей в руки в виде Славы и его друга-слесаря! Гениально и просто!

А все же сомнения немного мучили. Она вроде бы поверила, что Слава не вор-взломщик. Хоть она эту братию никогда близко не видела, но все говорило ей, что это совсем иной тип… Слава явно получил приличное образование, говорит вполне литературно, наверняка фирмач…

Но кто поручится, что, открыв квартиру, они с «другом детства» не заберут это колье себе? Она ведь рассказала: три бриллианта, один сапфир … Ценность большая, и вдруг они… Под видом помощи… Воспользовавшись ее беспечной доверчивостью…

Желание провернуть дело поскорее было настолько сильным, что Марина отмахнулась от опасений. В конце концов, надо просто с этим Славой встретиться. Немного побольше узнать о нем: где работает, где живет. Не станет же ее грабить человек, который знает, что потом Марина сможет легко его найти?

Вот и все. И Марина, разыскав бумажку в кармане, набрала номер телефона.

Телефон был мобильным. Слава ответил сразу же. Пригласил назавтра в ресторан. И добавил, что будет рад познакомиться поближе.

Что ж, их желания явно совпадали.

В воскресенье Кис традиционно отсыпался, компенсируя всегдашний недосып рабочей недели. Отоспавшись, он неторопливо отдал должное телесным потребностям, как то: душ и завтрак, и только потом, уже за полдень, приступил к работе умственной.

Это был тот момент, который он любил, пожалуй, больше всего: неторопливое обдумывание собранной информации, пасьянс идей и фактов.

У левого локтя на огромном, еще отцовском письменном столе – пепельница, пачка сигарет, чашка кофе: на завтрак он всегда пил чай, а вот мыслительный процесс любил сопровождать кофейком; по правый локоть, немного по диагонали, экран компьютера; клавиатура на выдвижной полочке, пока ненужная. Старое черное кожаное кресло давно приняло форму Кисова тела, и он в него попадал, как в родственные объятия. Интеллектуальная работа тоже нуждается в комфорте, верно?

Для начала достал фотографии: Стасика, принесенные Галей из квартиры беглеца, и Феди, взятые у его матери. Разложил перед собой, одни над другими.

Фотографии Феди ограничивались возрастом семи-восьми лет – на глаз, подписаны они не были. Вряд ли сына снимала сама Дарья Степановна, скорей всего, у нее и фотоаппарата сроду не было, небось случайные снимки, сделанные редкими гостями, да пара на заказ в фотоателье. На этих даты стояли, и по ним Кис смог прикинуть хронологию. У Стасика фотографий было куда больше, они охватывали практически всю его тридцатилетнюю жизнь и к тому же были старательно подписаны на обороте. Но толку в этом было мало: для сравнения годились только черно-белые снимки первых восьми лет жизни обоих.

Не сказать, чтобы сходства между мальчиками совсем не было – оно было, хоть и достаточно отдаленное. Чуть удлиненный овал лица, в котором довольно круто обозначились щеки; широко расставленные глаза; прямая, почти без изгиба, переносица в профиль. Вот и дядя Петя говорил, что по профилю Стасика узнал… Стасик в детстве был рыж, Федя – блондин. Как это часто бывает, оба потемнели, превратившись в шатенов. Только оттенок волос должен быть у них разный – у бывшего рыжего более насыщенный, у бывшего блондина скорее сероватый, тускловатый, но кто обращает внимание на оттенки? Стасик был 1970-го года рождения, Федя – 71-го: почти ровесники.