Татьяна Гармаш-Роффе - Шалости нечистой силы

– Ух ты, – сказал Кис, уже стоя на лестничной площадке, – грандиозная программа!

Раздразненный бьющей через край полнотой чужого счастья, Алексей – будь что будет! – решительно направился к Александре.

Купил цветы, дорогой французский коньяк, а звонить не стал. Если он никогда не звонил заранее тем, с кем хотел встретиться по делу, предпочитая являться экспромтом, то Александре, напротив, он звонил всегда: с ее драгоценным временем он считался. Да и приходил он к ней в гости, а не по делам, элементарная вежливость обязывала.

Но на этот раз не стал: если она занята, тем хуже для нее.

Если ее нет дома, тем хуже для него…

Александра была дома. Завидев Алексея с цветами, попыталась захлопнуть дверь, но предусмотрительный Кис заранее приготовил ногу в тяжелом высоком ботинке и быстро вставил ее в щель двери. Пожав плечами, Александра исчезла в глубине квартиры, игнорируя незваного гостя. Ему показалось, что она метнулась переодеться, но почти тут же до него донесся стук клавиш – она уже печатала, затем и картина открылась: Александра в той самой белой с черным кантом косоворотке (все-таки успела переодеться?), сидела к нему спиной: глаза в экран компьютера, пальцы быстро бегают, спина прямая и к нему красноречиво безразличная.

Он взял стул, поставил за гордой спиной, сел, положил, как собака, голову на спинку ее стула и сказал спине:

– Я болван.

Спина не утрудила себя ответом.

– Я полный идиот.

– Ты вломился в мою квартиру только ради того, чтобы сообщить эту протухшую новость? – холодно донеслось с обратной стороны, оттуда, где была не спина, а все остальное.

– Я старый кретин.

– Ты слишком мягок к себе.

– Я…

– Открой словарь синонимов, тебе будет легче. На нижней полке, темно-синий.

– Стерва.

– За что ты меня и любишь. – Спина не шелохнулась, пальцы не остановились. Ледяная вода за шиворот.

– Я раскаиваюсь.

– Я не поп, грехи не отпускаю.

– Саша…

– Для тебя – Александра Кирилловна!

– Кириллна, ты меня доведешь!

– Я не общество поддержки слепых и доводить тебя никуда не собираюсь.

– Почему ты надо мной издеваешься?

– Тебе это нравится. Мне – тоже.

– Откуда ты знаешь, что я тебя люблю?

– Выгляни в окошко: откуда ты знаешь, что погода плохая?

Он начал заводиться. Что верно, то верно, ему нравилась ее манера дерзить.

Его рука легла на теплое шелковое плечо. Плечо ее сбросило.

– Саша… я серьезно… прости меня, – все еще смирно проговорил Кис.

– Бог простит.

– А я тебе цветы принес…

– Можешь подмести ими пол…

– И коньяк…

– Можешь помыть им посуду…

– Саша…

– Ты мне мешаешь.

– Саша, я был не прав.

– Ты о чем?

– Ну, я был не прав, когда…

– Когда – что?

– …когда ушел, отказался…

– Разве я тебе что-нибудь предлагала, кроме кофе?

– Кончай, Александра! Перестань придуриваться! Я же тебе сказал: сдаюсь, признаю, что был не прав! Я…

– Ты не «был не прав», ты всегда не прав!

– Я тебя люблю и…

– Катись к черту!

– Ну повернись…

– К чертовой матери!

– Повернись ко мне…

– К чертовой бабушке!

– Иначе я тебя сам поверну!

Пауза. Тишина. Напряженная спина.

Потом холодно-надменно-капризное:

– У меня работы еще на сорок минут. За это время ты можешь, на выбор, убраться отсюда со своим веником и средством для мытья посуды или пойти на кухню и приготовить чего-нибудь поесть, там в холодильнике полно. Но только чтоб больше я тебя не слышала!

– Не выйдет. Ни то ни другое.

– То есть?

– Я не могу.

Он не видел, но знал, что тонкие черные брови изогнулись в вопросе.

– Я хочу тебя.

Она не шелохнулась. Но вдруг одеревенела нежная шея.

– Я хочу тебя так, что не могу пошевелиться.

– Ну и не шевелись… Останемся без ужина, будешь сидеть голодный, – буркнула Александра.

Кис просунул руки вперед и сомкнул их у нее на груди.

– Нет, прямо сейчас, – выдохнул он в ее щекочущие пряди.

Он ощутил, как напряглось ее тело под его руками. Он разомкнул руки и положил их ладонями на ее живот.

Он впервые прикасался к Александре так . И сейчас, прижав ладони к этой мягкой, незащищенной части тела, почувствовал, как его мгновенно подхватила черная спираль смерча, разметывая плоть в клочья, пронизывая мозг электричеством, высосав из его легких воздух так, что, казалось, невозможно было сделать вдох…

Александра сидела слишком прямо, пальцы ее все еще пытались терзать клавиатуру, но Кис видел на предательском экране череду бессмысленных букв, выползавших из-под потерявших контроль рук… Он чувствовал, как она сжалась, не желая сдаваться, но в этом жестком, напряженном теле он все же различил волну, словно оно сконцентрировало всю свою жизненную энергию там, под его руками, словно все соки этого растения ринулись ему навстречу, вовлеченные в круговерть поднявшегося в нем огненного смерча.