Евгений Сухов - Воровская правда

— Когда похоронить-то? — Капитонов недоуменно посмотрел на Беспалого. Да, полковник определенно был не в себе, надумал похоронить проклятие под стенами тюрьмы.

— Сейчас! Немедленно! — И, нахмурившись, он попытался объяснить: — Тебе легко было бы убить родного брата? Так он мне вроде брата был…

Казненных обычно хоронили в холщовых мешках, которые крепко сшивали суровыми нитками, будто опасались, что почивший узник способен вылезти через махонькое отверстие. С Шельмой все было иначе: начальник лагеря распорядился смастерить гроб, на дно которого уложили сосновые ветки. Домовину опустили на глинистое дно ямы. Потом полковнику Беспалому еще долго вспоминался холодный кладбищенский ветер.

…Тимофей Егорович, шагнув в знакомый кабинет, опасливо огляделся, словно ожидал увидеть на его стенах щербины от пуль и запекшуюся кровь, но новые цветастые обои спрятали от чужих взоров следы казней почти сорокалетней давности. Только тишина здесь осталась такой же гнетущей и глухой.

Александр уверенно сел за стол, и Беспалый-старший вдруг понял, что сын сидит за тем самым дубовым столом, который когда-то принадлежал ему. Тимофей Егорович не был суеверным человеком, но в этот момент его передернуло от ужаса.

— Ты знаешь, что было в этом кабинете? — тихо спросил Тимофей Егорович.

— Могу только догадываться. — Кривая улыбка тронула губы Беспалого-младшего, и Тимофей Егорович понял, что сын знает куда больше, чем хочет показать. Александр Беспалый обвел долгим взглядом помещение, словно пытался увидеть души казненных. — Если хочешь, мы можем найти другое место…

— Нет, — отрицательно покачал головой Тимофей Егорович. — Буду разговаривать с ним здесь.

— Хорошо. Сейчас приведут Муллу. Сколько же ты с ним не виделся?

— Вечность! — глухо выдохнул бывший кум.

С Заки Зайдуллой Тимофей впервые повстречался, когда им обоим было по тринадцать лет. Заки в то время верховодил группой подростков-беспризорников, которые крали все, что лежало без присмотра. Но особым спросом у них пользовался харч, а потому большую часть времени они проводили на рынках, где таскали с лотков продукты и доводили мастерство карманника до настоящего искусства.

На момент встречи Тимофей уже четвертый год жил без родителей, потеряв их в знойное холерное лето. В тот страшный год курносая забрала к себе почти все село, и дворы, некогда славившиеся на всю округу своей веселостью, не способны были даже на скорбный плач. Порой некому было оттащить покойников на погост, и они разлагались во дворах, прели в душных хатах. Из огромной семьи в пятнадцать человек Тимофей остался один.

На его глазах сначала скончалась матушка, через день умер отец. В течение месяца один за другим ушли двенадцать братьев. Его охватывал ужас, когда он видел муки близких, исходящих обильной рвотой и поносом. Особенно жаль было шестилетнего братишку, измучившегося от бесконечных судорог. Мальчик постоянно звал мать, скончавшуюся неделей раньше, и, видно, душа умершей вняла просьбе младенца и в одну из душных ночей призвала мальца к себе.

Тимофей оставался крохотным живым островком посреди царившей смерти: он видел, как костлявая забирает в свои цепкие лапы один двор за другим, а сам он не ощущал даже малейших признаков болезни. Будь он старше и религиознее, то воспринял бы свою неуязвимость как божью отметину, а может быть, наоборот, увидел бы в соседстве живой и мертвой плоти нечто сатанинское. Не исключено, что на том свете за него кто-то очень крепко молился, если курносая не желала забирать его ослабленное голодухой и страхом маленькое тельце.

Тимохе впервые по-настоящему повезло, когда холерные команды начали сжигать дома с умершими. Почувствовав запах гари, он вышел из дымящейся хаты, напоминая бестелесный дух, воспаривший над почившими. И если бы холерная команда не была закалена многими смертями, то, возможно, поверила бы в его святость.

Так Тимоха прибился к холерному отряду, с которым целый год разъезжал по деревням и селам Поволжья, ликвидируя очаги поражения. Зная о небывалом даре мальчишки, санитары сполна использовали его в своей работе и, прежде чем поджигать дом, посылали Тишку осмотреть хату, не остался ли кто живой. Случалось так, что в избе находились умирающие люди, — единственное, что можно было для них сделать, так это оттащить подальше на улицу, где жар от полыхающего дома был не столь силен. И только однажды, рядом со скрюченным трупом молодой женщины, в люльке, набитой соломой, он нашел годовалую девочку, которая мило улыбалась на его нежданное появление.