Михаил Анисов - Превратности судьбы. Часть I

Ирина Анатольевна поблагодарила его и попрощалась. Затем, заказала вторые переговоры. Через двадцать минут она разговаривала с мужем младшей сестры.

– Здравствуйте, Ирина Анатольевна, – неожиданно обрадовался Станислав Евгеньевич. – Сколько лет, сколько зим? – он помнил о старшей сестре жены только хорошее со времен учебы в институте и от души поздравил, когда узнал, что та родила двойню.

– Спасибо, что не забыл, – сказала, довольная таким поворотом событий, Ирина. – Анютку не пригласишь к телефону? – поторопила она его, опасаясь, что не успеет уложиться в три минуты.

Ирина Анатольевна стояла и улыбалась, думая, что напрасно не разыскала сестру раньше, все боялась, что та ее отвергнет.

– Выкладывай, что у тебя случилось, если даже меня разыскала, – раздался резкий, отрывистый голос Анюты.

– Добрый день, сестренка.

– Не тяни, – начинала раздражаться новоявленная москвичка.

– У меня муж умер, – пожаловалась провинциалка.

– Туда ему и дорога, алкашу несчастному.

– Его Алеша убил и теперь его арестовали, – у Ирины увлажнились глаза.

– Весь в отца, звереныш, – заключила Анна Анатольевна.

– У меня двойня родилась, – сдерживая рыдания, сообщила старшая сестра.

– Рада за тебя, – ехидно ответила младшая. – Только не пойму, я-то тут при чем?

– Денег хотела занять, я совсем одна осталась, – умоляла сестра. – Я верну. Подрастут малютки, устроюсь на две работы и отдам все до копейки.

– Вот народ. Плодятся как кошки, а кто-то должен их содержать. Развела нищету, сама и расхлебывай, – звучал недоброжелательный голос младшей сестры. – И еще об одном попрошу: не звони мне больше, не порть репутацию. У каждого из нас своя жизнь. Я же в твою не вмешиваюсь, не влезай и ты в мою, – и она прервала разговор.

Ирина еще долго стояла, задержав у лица трубку и смочив ее слезами. Рухнула последняя надежда, никому нет дела до нее и ее детей. Кто-то стучал в дверь кабины и просил освободить ее…

Она возвращалась домой и мысленно искала выход из тупика, понимая, что до ясельного возраста новорожденных не может выйти на работу. И тут в ее голове промелькнула шальная, неестественная для матери мысль.

– Никто, кроме сестры, не знает, что у меня двойня, а той плевать на нас. Подкину мальчика состоятельным людям, а девочку – будущую помощницу оставлю себе. Пусть хоть один выбьется в люди. Стану потихоньку со стороны наблюдать за ним, – и Ирина, перебирая в памяти всех знакомых и людей, с которыми ей приходилось сталкиваться, принялась подыскивать кандидатуру новых родителей для новорожденного.

Кого только не перебрала она в своей бедовой голове, но поразмыслив о претендентах, отметала их.

– Нужно искать не среди знакомых, – решила Ирина. – Если уж отдавать моего мальчика, то только тем, кто действительно занимает высокое положение в обществе.

Она еще долго размышляла, пока наконец не утвердилась в мысли, что это должны быть обкомовские работники.

Ирина подошла к кроватке, дети еще не проснулись и даже не подозревали, что их мать отлучалась. Мальчик, словно предчувствуя неладное, вел себя неспокойно во сне. Он высвободил из пеленки ручонку и засунул крохотный пальчик в рот, вместо выпавшей соски. Мать взяла его и перенесла на диван, распеленала и затем туго укутала в чистую, сухую пеленку. Ребенок проснулся и закричал.

– Не плачь, маленький, сейчас мама тебя покормит, – заворковала Ирина.

Малыш успокоился и сосал материнскую грудь сначала с открытыми глазами, потом его веки с коротенькими ресничками подернулись в сладостной истоме и прикрыли любопытные глазки. Засыпая, он выпустил из ротика сосок материнской груди, сладко зевнул и растянул нежные губки в улыбку.

Мать сунула ему соску и долго изучала черты родного личика, малыш не подозревал, что она прощается с ним. Весь остаток дня Ирина не спускала мальчика с рук. А поздним вечером, накормив и уложив девочку, запеленала сына в красивую новую пеленку, надела на шею ребенка самое дорогое, что у нее осталось от матери – серебряную цепочку с подковкой, свое единственное украшение и память и отправилась на последний дачный автобус.

В автобусе по дороге в «Дубовую рощу» ее одолевали противоречивые мысли, она несколько раз порывалась выйти, но что-то ее удерживало.

– Доберусь до места, там видно будет, – решила она окончательно.

Раскидистые дубы своим шелестом напоминали родную яму, но привычный шум листьев на ветру был единственным сходством их района с рощей, в которой наряду с дачами простых тружеников, на отдельном участке, на берегу большого и красивого озера раскинулись дачи обкомовских работников, отгороженные высокой сеткой.