Робин Мур - Человек семьи

Пат рассматривал убийство Элли как еще один символ отсутствия достаточной борьбы с уличной преступностью.

Однажды поздно вечером Пат сидел с Арти Уинбергом в ресторане у Ратнера: они ели рогалики с луком и сливками и говорили о политике.

– Ты замечаешь что-нибудь новое на улицах вокруг себя? – спросил Уинберг, потянувшись за ароматным рогаликом.

– Да. Я заметил грязь, пуэрториканцев, хиппи.

– Верно, – сказал Уинберг. – Оглядись вокруг. Это старый еврейский ресторан, правильно? Такие места были сердцем и душой района. На Второй улице был старый еврейский театр. Но если провести по Манхэттену линию от Четырнадцатой улицы, то к югу будут пуэрториканцы, итальянцы, местами китайцы, потом русские и поляки, а дальше, на Статен-Айленде, та же смесь. И в этом районе каждую ночь происходят ограбления, сексуальные преступления и прочее, верно?

Пат, казалось, был озадачен.

– Я имею в виду, что этот район является Семнадцатым избирательным округом Конгресса. Это странный округ, занимающий часть Манхэттена и Статен-Айленда. Помнишь, мы говорили о том, что ты мог бы баллотироваться в Конгресс.

– По моим расчетам, это может быть года через два. Если Бобби Кеннеди попал в Сенат от штата Нью-Йорк почти без подготовки, то ты мог бы попытаться пройти в Конгресс. Чтобы баллотироваться, нужно всего три тысячи подписей. Господи, ты столько наберешь среди своих родственников, среди семьи.

Пат некоторое время смотрел на него.

– Что ты имеешь в виду? У меня нет семьи. Я – сирота.

Уинберг улыбнулся:

– Я имею в виду твоих соотечественников. Я тебе еще кое-что скажу. В этом округе серьезно не поддерживают ни одну партию и национальные меньшинства напуганы засильем черных. Пока еще здесь нет значительной группы черных, но она будет. Люди здесь не хотят, чтобы их район превратился в еще один Гарлем.

– Продолжай, – сказал Пат. – Интересно.

– Послушай, что плохого, если мы продвинем тебя как независимого кандидата с программой о законе и порядке? Ты можешь и провалиться, но твое имя станет известным всему району, о тебе будут писать в газетах и говорить по радио, а полученные голоса ты сможешь использовать, чтобы потом стать кандидатом от партии или получить попечительскую работу.

– Я не ищу работы, – заметил Пат, – но Конгресс меня интересует.

Пат долго смотрел Уинбергу в глаза, и тот увидел в его жестких черных глазах твердый блеск, которого никогда раньше не замечал.

– И я мечу не только в Конгресс, – сказал Пат.

– Ладно. Не все сразу. Не забывай, это будет стоить недешево.

– У нас есть деньги. Кроме того, эти кампании по выборам в Конгресс не стоят дорого. Округ невелик. Если у тебя есть организация и куча добровольцев, ты можешь творить чудеса. Даже не нужны телевидение и городские газеты.

– Верно, верно, – сказал Уинберг. – Богу известно, что у нас сейчас есть добровольцы.

– Ладно, я поговорю с моими денежными мешками. Думаю, смогу набрать немало. А пока мне нужен доклад от тебя. Я хочу знать всех, на кого можно рассчитывать, о местных партийных клубах – насколько они влиятельны, кого они собираются выдвигать и какие в районе горячие точки, на которых можно было бы сыграть. Нас не касаются Джонсон, Голдуотер и Кеннеди. Мы сосредоточимся на местных проблемах. Если мы выступим как независимые, у нас будет лишний рычаг. Проверь борьбу с преступностью. Проверь школы. Не забудь владельцев магазинов. Они очень важны – в этом районе много маленьких магазинчиков.

– Есть один минус, – сказал Уинберг.

– Что такое?

– Ты живешь в Ривердейле.

Пат улыбнулся:

– Ты же знаешь, где я родился и вырос. Я жил прямо здесь, вместе с моим хорошим другом, отцом Раймундо, который, я уверен, еще сделает нам много хорошего. Подумай, в этом районе я провожу больше времени, чем в любом другом. Голоса Малбери-стрит будут нашими.

– Хорошее начало, – заметил Уинберг.

Пока шло планирование политического будущего Пата, Джузеппе Маглиокко готовил свой собственный план. Джо Боннано, последний из пяти членов Центрального совета, назначенных после войны Кастелламаре, считал, что пост главного капо по праву принадлежит ему. Боннано было пятьдесят девять, и он испытывал презрение к новым членам совета, многие из которых были мелким ворьем. Он пытался прибирать к рукам любую область, объявленную советом свободной, например, Канаду или Юго-Запад. Но в Канаде он вторгся на территорию Маггадино, и между Боннано и другими членами совета возникли трения.