Анатолий Жаренов - Обратная теорема

– Заладила сорока, – буркнул Кожохин. Шухов укоризненно взглянул на него. Кожохин умолк.

– Насчет оплаты я вам ничего не скажу, – заметил Шухов. – Это не наша компетенция. Мы с вами говорим как со свидетелем по делу…

– Это как? – визгливо перебил его старик. – Какой я вам свидетель? Вы меня сюда не впутывайте. Никаких дело в ваших знать не знаю и знать не хочу.

Разговора не получалось, Комаров увиливал от прямо поставленных вопросов, божился, кричал, требовал деньги на ремонт купленного дома, ругал милицию, недвусмысленно давая понять Шухову, что им с Кожохиным пора бы удалиться из его апартаментов. Шухов уже начал подумывать о том, что они зря теряют время, что старик им не помощник, пока одно оброненное Комаровым слово не заставило его насторожиться. И не столько само словечко, которое было всего-навсего рядовым матерным, сколько интонация, с какой его произнес старик.

Словечко-то пустышка, конечно. Так, бранная характеристика Назарова. Но тон! Какой тон! Словно вдруг приоткрылся плотный занавес, и Шухов на секунду увидел актера, снявшего маску, чтобы вытереть потное лицо. Нет, не зря пришли они сюда, в эту горницу, пропахшую лампадным маслом. Старик Комаров знал о Назарове больше, чем говорил. Шухов встал, подошел к кровати, ткнул пальцем в фотографию мальчика в матросском костюмчике.

– Сын?

– Ну? – спросил старик, щурясь на следователя. – И что теперича?

– Где он?

– Нету, аль не видишь?

– Так куда он делся? Ведь он с тобой живет. Ночевал где?

– Дома ночевал, – спокойно ответил старик. – А куда утром ушел, не ведаю.

На кухне вдруг что-то загремело, и в дверях возникло разгневанное лицо старухи.

– Да что же это ты брешешь, старый греховодник? – запричитала она. – Напраслину на нас возводишь. В лес ушел Митька, по грибы. Еще до свету ушел.

Старик подпрыгнул на стуле, откуда только прыть взялась, закричал, забрызгал слюной, пошел на жену, размахивая руками. Она выдержала натиск, продолжая стоять в дверях несокрушимой крепостью. Шухов понял, что скандалы здесь – дело привычное, ждал терпеливо, не вмешиваясь. Кожохин смотрел на эту сцену с каменным лицом, слушал. И по мере того как услышанное усваивалось, лицо его делалось все сердитее. Когда супруги выдохлись, Кожохин открыл свой чемоданчик, достал бумагу и предложил хозяевам повторить показания.

– Говорить будете по очереди, – строго сказал он. – И чтобы тихо.

Да, старик купил дом для сына. Дмитрий собрался жениться поздно. Ему уже под сорок. Мужик он тихий, хозяйственный, работает слесарем в горкомхозе. В четверг старик с Назаровым оформили сделку. А разговор о купле-продаже дома состоялся давно, может, месяц, может, полтора. Давал ли Назаров объявление о продаже? Нет, не давал. Пришел к Комарову, спросил будто просто так: «Слыхал я, Лексеич, что ты сына женишь. А я вот уезжать надумал. Дом не купишь?» Старик осмотрел хоромину, сторговались на семи тысячах. Заплатив деньги, Комаров забеспокоился: Назаров выпросил у него три дня фору для сборов, а мало ли что может за три дня случиться. Вот и случилось. Каждый вечер и каждое утро Комаров навещал Назарова, приглядывал за домом. Сегодня припоздал чуть: Митька в лес собрался, будил его, уж больно сын спать горазд. Во сколько будил? Да часа в четыре, как раз перед светом. Почему сразу не рассказал об этом Кожохину? Боялся, что затаскают по милициям, поди докажи, что не верблюд: Назаров ведь деньги за дом в карман положил. Семь тыщ. Долго ли до греха.

– Будем брать Митьку? – спросил Кожохин, когда они садились в машину. Шухов завозился на сиденье, устраиваясь поудобнее, и ответил вопросом на вопрос:

– А сам-то ты как считаешь, Иван Петрович?

– Не верится, – вздохнул Кожохин. – Хотя формальные основания вроде есть. Алиби у Митьки отсутствует. Но ведь это ни о чем не говорит. И мотивов тоже не видно.

– Да, мотивов с этой стороны не видно, – согласился Шухов.

– А может, удрал уже Митька? – предположил Кожохин.

– Поглядим, – лаконично произнес Шухов. – Машину за ним послать надо, конечно. Кстати, ты заметил, что у Комарова телевизора нет?

– Какое это имеет значение?

– Вот и я думаю: какое? На всем «Нарыве» антенны торчат, а у Комарова и Назарова нету.

– Сродство душ, что ли? – хмыкнул Кожохин. – Вы уж больно далеко забираетесь, Павел Михайлович.

– Черт его знает. Мало мы еще знаем пока. Ползаем в темноте. Окурки собираем.

Помолчали. Шухов вытащил сигарету, повертел ее в пальцах. Сказал: