– Постараемся!
– Только не рассказывайте стриженому о моем заявлении, когда поймаете. Наслушались мы насчет преступников. Говорят, они мстят потом. – Матвеев побледнел. Он так разволновался, что даже на какое-то время закрыл глаза.
Арсентьев готов был вспылить.
– Частным розыском мы не занимаемся, – сказал он сдержанно. – И не пугайте себя слухами. Вы взрослый человек. Таких случаев с потерпевшими не бывает. Матвеев неуверенно взглянул на него.
– А с сыном ничего не случится?
– С ним ничего не случится, – успокоил Арсентьев.
– Спасибо! Очень обязан… – В глазах вновь светилась потухшая было бойкость.
– Ответьте на один вопрос. Когда сговаривались со стриженым, вы понимали, что действовали в обход правил?.. Что тоже хитрили?
Матвеев простодушно улыбнулся и уставился глазами-бусинками на угол стола. Он долго молчал. Наконец смущенно проговорил:
– Стриженый на родительских чувствах сыграл. – Он часто заморгал глазами, пробормотал что-то невнятное и, передернув плечами, приподнялся со стула.
Арсентьев проводил его в кабинет к Таранцу.
– Примите от потерпевшего заявление, – распорядился он. – Потом получите указания.
Возвращаясь, Арсентьев отметил, что у его кабинета стояло четверо. Он почувствовал чей-то пристальный взгляд и повернулся. К нему навстречу сделал едва заметный шаг представительного вида мужчина.
– Здравствуйте, Николай Иванович. – Мягкий баритон прозвучал сдержанно. От ратинового пальто мужчины слегка пахло нафталином и какой-то травой.
Арсентьев узнал в нем врача-гинеколога Усача.
– Здравствуйте, Александр Михайлович, проходите. – Арсентьев посторонился, пропуская его вперед.
Усач смущенно посмотрел на ожидавших своей очереди людей и, слегка поколебавшись, нерешительно шагнул в кабинет.
– Давно мы не виделись, Александр Михайлович. Года полтора, наверное? – попытался уточнить Арсентьев.
– Два года и еще четыре месяца, – тихо проговорил Усач. Арсентьев вопросительно посмотрел на него.
– Я отбывал наказание, Николай Иванович. Меня осудили…
– За что? – на лице Арсентьева было недоумение.
– За использование служебного положения…
– Я бы никогда не подумал…
– Я тоже не предполагал, – горько усмехнулся Усач. Арсентьев понимал, что расспрашивать Усача было неудобно – походило бы на допрос. Тактичнее было бы выслушать то, что он сочтет нужным рассказать сам. И все же спросил:
– Как это случилось?
– Длинная история, – сдержанно ответил Усач и нервно повел носом.
Арсентьев решил, что правильно поступит сейчас, если прервет разговор и даст возможность Усачу успокоиться, прийти в себя. Он посмотрел на часы и сказал:
– Я полагаю, разговор у нас будет долгий. Подождите! Я отпущу остальных…
Трое посетителей, ожидавших приема, вошли вместе. У них был один вопрос – жаловались на дебошира из соседней квартиры. Выяснение не заняло много времени.
Усач продолжал свой рассказ с той фразы, которую произнес последней:
– История моя длинная, но вся она – в двух словах. Это тогда я ничего не понимал, хотя друзья и говорили, что я идиот, теперь я понял, что они были правы…
– Мне нравятся самокритичные формулировки, но ваши непонятны.
– Попытаюсь разъяснить. Надеюсь, вы знали меня человеком уравновешенным, пунктуальным? – полюбопытствовал Усач.
Арсентьев утвердительно кивнул, но счел необходимым добавить:
– Больше понаслышке. Усач понимающе взглянул.
– Все началось с моего отпуска. Четыре года назад в Железноводске я познакомился с курсовочницей. Она терапевт. Приехала в Сочи. Это был не курортный роман. Я это понял сразу. – Усач отвернулся, словно обдумывая что-то и решая: сказать или не сказать? – Я… убедился в искренности ее чувств.
– Ничего удивительного. Вы были друг другу симпатичны!
– Несомненно. Мы уже строили планы на будущий год. Решили ехать в Крым или Прибалтику. – Усач говорил взволнованно, видимо вновь переживая случившееся.
Арсентьев невольно спросил:
– Поехали?
– Нет! Осенью она уже была у меня. Мы расписались.
– Ну и правильно сделали.
– Я тоже так думал. Ее забота обо мне была поистине трогательной. Весной пришла заманчивая мысль – купить полдачи на Пахре. Вы знаете эти места?
– Отличные! Препятствие было одно – далековато от станции. Без машины дачей пользоваться невозможно. Жену это не смутило. Сказала, что ее родственники помогут. Правда, помогли. Прислали две с половиной тысячи. Остальные у меня были. Купили в комиссионном «Москвич». И стал я мужем на колесах… А через месяц пошли разговоры, что надо прописать в квартире ее мать. «Почему?» – спросил я. Обидевшись, сказала: «Забота о родителях – долг детей. Неужели не понимаешь?» – «Но у меня тоже мать», – ответил я. «В тридцати минутах ходьбы», – отпарировала она. Под ее напором мне трудно было устоять.
Читать дальше