Димитр Пеев - Седьмая чаша

Если бы какой-нибудь любитель спортлотереи захотел в тот день после обеда приобрести билет именно в пункте Жилкова, ему пришлось бы долго ждать, ибо глава предприятия битых три часа сидел за столом, пытаясь найти ответ на неразрешимый вопрос: как в создавшихся обстоятельствах жить дальше, что делать в первую очередь, а что во вторую?

К концу третьего часа невыразимых душевных мук Дамян Жилков решил: в первую очередь надлежит посетить квартиру Дарговых. Притом в такой час, когда Косты Даргова наверняка нет дома.

Беба не удивилась приходу Жилкова. Или сделала вид, что не удивлена, когда увидела перед собой скуластую физиономию Дамяна. Она провела его в гостиную, усадила в кресло, перемешала в миксере мартини и джин, наполнила оба стакана и только тогда села в кресло напротив гостя. Они выпили, после чего Жилков спросил:

– Узнала новость?

– Многими новостями земля полнится, – отвечала Беба холодно, – какую имеешь в виду?

– Насчет подполковника Геренского слыхала?

Но Беба еще ничего не знала, и Жилкову пришлось рассказать ей все.

– Вот в какую лужу посадили меня друзья-товарищи, – закончил он горестно. – Мими сдуру бухнула на следствии о нашем разговоре с Боби, а сам Боби, мерзавец, якобы видел меня одного в гостиной. Что теперь делать, ума не приложу.

– Не понимаю, почему ты мне рассказываешь эти вещи, – удивилась Беба. – Какое мне дело, кто ведет следствие, кто кого видел в гостиной? Я спокойна, совесть моя чиста. Чего мне опасаться?

– Брось, Беба, свои штучки. Если этот Геренский, черт бы его побрал, нажмет на нас посильней, боюсь, как бы Борис тоже не раскололся. Вот чего тебе надо бояться.

– Расколется? А я-то здесь при чем?

– Да если он расколется, тогда и меня прижмут к стенке, смекнула? Ну а уж коли я расколюсь…

– Выражайся яснее, – сказала Беба и зябко передернула плечами.

– Все и так яснее ясного… В четверг после обеда я передал твои картины Вернеру Шомбергу. Он честно отсчитал мне положенные деньги. В пятницу я приехал к Даракчиеву и все ему отдал. Ну вот. Жорж, даже не пересчитывая денежки, а там их было несколько пачек, положил в буфет, в правый средний ящик. Потом запер ящик на ключ, а ключ спрятал в карман. И…

– Догадываюсь, – прервала она его. – Польстился на чужие капиталы и решил вмиг разбогатеть.

– Да. Польстился. Запираться перед тобой не стану. Соблазнили они меня. Все время мерещилось, что мне сразу несколько тысяч подвалило. И когда увидел, что Даракчиев пошел к беседке, я бросился в гостиную. На столе стояли рюмки с коньяком и чаша Жоржа, тоже полная почти до краев. Но я к ним не притронулся, вот тебе крест.

– Может, и не притронулся, а может…

– Разрази меня гром, не повинен. Яд в чашу Даракчиева сыпанули или до моего прихода, или уже после меня. Хотя, скорее всего, до меня.

– Да ты выучился болтать не хуже твоего подполковника, – съязвила Беба. – Откуда такая уверенность?

– Скажу, не торопись! Вошел я, значит, в гостиную, обогнул стол с коньяком – и прямо к ящику с деньгами. – Жилков вытащил из кармана ножик со множеством блестящих приспособлений. – Теперь гляди. Эту штуковину я смастерил, когда еще токарем работал, мне приятель подсказал, что к чему. Любые замки открывает запросто. Хочешь, покажу как?

– Не нужно, – сказала она. – И так верю… Значит, открыл ты ящик и…

– Черта с два. Не поддался замочек-то. Не знаю, что за система, но, видно, хитроумная. Жоржа на мякине не проведешь… В общем, потыркался я минуту-другую, ничего не вышло. С тем и ушел.

– И с этой-то чепухой ты собираешься идти каяться к Геренскому? – изумилась Беба. – Он мелкими жуликами и блестящими отмычками вряд ли занимается. Хочешь еще выпить?

– Налей… Может, я и мелкий жулик, зато перед богом отвечать за Жоржа мне не придется, Беба. А вот когда его уже схоронили, я кое-что вспомнил…

– Что же ты вспомнил, Дамян?

– Сама понимаешь, по гостиной я крался как кошка. Да если бы Жорж заметил, что я роюсь в его буфете, он меня в порошок бы стер. Тогда прощай работа, прощай консорциум!.. Так вот. Очутившись в гостиной, я услышал, Беба, шаги. Шаги по лестнице на верхний этаж, где спальни. Затаился я, Беба, стою ни жив ни мертв. Куда, думаю, идут – вверх или вниз. Слава богу: кто-то подымался в спальню. Подскочил я к лестнице, прислушался: да это же ты шла, Беба. Ты, именно ты была до меня в гостиной, обстряпала свои делишки и уходила. Босиком! Только лестница чуть-чуть скрипела. А кто может подниматься босиком? – Дамян вытер вспотевший лоб. – Только Беба Даргова! Да к тому же и походку твою я знаю. Не обессудь, как говорится, за откровенность. Пусть между нами будет полная ясность. Прижмут меня к стенке, выложу: все как на духу. Пусть меня судят за попытку ограбления. Но не за убийство!