Ростислав Самбук - Нувориш

– Нет, – ответил, глядя прямо в глаза Гапочке, – не встречались, да и где могли встречаться? В Лижин я уже не приезжал.

Коляду увезли в камеру предварительного заключения, а Гапочка позвал Лесю Савчук: она сидела в соседней комнате, ожидая своей очереди. Вошла, глядя куда-то мимо майора, будто и не видела его.

Гапочка решил быть как можно любезнее. Придвинул Лесе кресло, сам сел на стул.

– Ну вот, – сказал прямо, – теперь давайте откровенно: чем именно взял вас Коляда? Что наобещал за информирование грабителей о содержимом контейнеров?

– Не понимаю вас, майор. Я помогала этому, как вы сказали, Коляде, разыскать вагон с лесом. И все. Больше мы с ним не общались.

«А у меня нет ни одного свидетеля, – констатировал Гапочка, – должен поднять руки и извиниться перед тобой. Хотя почти уверен: сидишь ты по самые уши в грязи».

– Я не верю вам, Леся, – сказал. – Но у меня нет доказательств. Идите, но думаю, что совесть у вас когда-либо пробудится.

«Уйду с удовольствием, – решила Леся, – чтобы никогда уже не видеть твоей противной рожи. Дура я, чтобы сознаваться? В гроб себя положить собственными руками? Извините, не собираюсь».

И ушла, убежденная в своей правоте.

Раздатчик еды хитро подморгнул Лутаку и, передавая миску, сунул ему бумажку. Кузьма Анатольевич, не переставая жевать, прочел:

«Меня задержали. Все остается, как договорились. Я».

Лутак, узнав почерк Ярового, оторопел: вот так майсы – неужели арестовали самого шефа? Неужели, имея такие деньги, не мог откупиться? Удивительные коленца выкидывает жизнь…

Покончив с невкусным супом, в котором плавало немного вермишели, Лутак растянулся на нарах, обдумывая ситуацию. Выходит, поймался и сам Яровой. Взяли его, раба божьего, за шкирку. Честно говоря, это не огорчило Кузьму Анатольевича. Почувствовал даже удовлетворение: каждому свое, хоть таким образом торжествует справедливость…

Но как Яровой, сидя в тюряге, будет рассчитываться с ним? Это же не шутка – ежегодно два миллиона!.. Деньги ведь у многоуважаемого господина, наверно, конфискуют, на какие же шиши он рассчитывает, чтобы соблюсти их договор?

Однако Яровой уверяет: все остается, как условлено. Значит, удалось что-то припрятать…

Однако, стоило ли в сложившейся ситуации придерживаться договора? Два миллиона в месяц нынче не такие уж и огромные деньги. Правда, лично ему при ежемесячных двадцати тысячах два миллиона надо было бы зарабатывать восемь лет. Но при этом жить не в колонии, а под боком у Верочки и, хоть не каждый день, а лакомиться и колбаской, и ветчинкой.

Главное – под боком у Верочки. Спать в удобной кровати, на свежих простынях.

Конечно, все это – плюс. Даже большой плюс. Однако, за семь или восемь лет отсидки он получит миллионов сто пятьдесят. Но что будут стоить тогда эти деньги? Не сожрет ли их инфляция? Правда у них с Яровым уговор: все расчеты с поправкой на инфляцию. Но как оно будет на самом деле?

Голова распухла от мыслей. Лутак остервенело тер лоб, но это не помогало. Посоветоваться бы с Верочкой: представил жену в красном халатике на тахте под торшером, захотелось плюнуть на все, даже на миллионы, лишь бы только очутиться у Верочки под боком, выпить рюмку водки, закусить хоть бы жареной картошкой, чтобы перебить осточертевший вкус тюремной баланды, до сих пор оставшийся во рту.

Но в любом случае несколько лет придется отсидеть. В любом!.. Так стоит ли сушить мозги? Два-три года больше, так ведь за них хотя бы заплатят…

В дверях камеры появился надзиратель:

– Лутак, на допрос!

«Вот сейчас все и выяснится, – подумал Кузьма Анатольевич. – Интересно, что мне на этот раз скажет следователь?»

Лутака захотел допросить Задонько. Посмотреть еще раз на человека в золотых очках, возглавлявшего «Канзас». Попробовать внушить, что держаться за Ярового уже ни к чему. Хоть немного открыть глаза на собственную перспективу.

Полковник занял небольшую комнату в следственном изоляторе. Сидел, опершись локтями на пошарпанный стол, и ждал Лутака. Наконец конвоир привел Кузьму Анатольевича, и Задонько не мог не отметить метаморфозу, происшедшую с бывшим управляющим престижной фирмы «Канзас». Хотя очки с золотой оправой все еще украшали его лицо, но от былой импозантности не осталось и следа. Лутак осунулся, куда подевалась улыбка, подчеркивающая его превосходство над окружающими, наоборот, вид у него был какой-то заискивающий, просительный.