Михаил Черненок: Иллюзия жизни

– Кончай, Макс, бухать. Коновалиха от нашего посредничества отказалась. Сама решила ездить в Новосибирск за гериком. Здесь, по ее понятиям, дешевле. На жадности барыга погорит, но теперь это ее проблема. Есть более выгодное дело.

– Толкуй, какое? – еле ворочая языком, с трудом выговорил Ширинкин.

– Даю тебе двое суток на отмочку. Когда войдешь в трезвый разум, тогда и потолкуем с глазу на глаз.

«Толковище» состоялось в сапунцовском «Мерседесе». Валентин ошарашил протрезвевшего Максима вопросом:

– Хочешь поиметь разом двадцать пять тысяч баксов?

– Скоко, скоко?… – не поверил своим ушам Максим.

– Двадцать пять тысяч, – чеканя каждое слово, сказал Сапунцов.

– Натуральной «зеленью»?

– Хочешь, в рубли переведем.

– И скоко рублей получится?

– Считай сам, по три десятки за доллар.

– В уме я плохо считаю. Прикинь, Валян, своей головой.

– Тут и прикидывать нечего. Семьсот пятьдесят тысяч чистоганом.

От удивления у Ширинкина чуть глаза на лоб не полезли:

– В натуре?!

– Не ори во всю глотку, – Сапунцов усмехнулся. – Никогда таких денег не видел?

– Где бы я их увидал. В зоне заработков совсем не стало. При последней ходке еле-еле наскребал на контрабандный самогон с добавками клофелина или деклофоса.

– От таких добавок можно подохнуть.

– Можно, но с ними кайф круче. От клофелинчика в беспробудный сон кидает, а от деклофоса – в голове шурум-бурум и ноги подсекаются.

– Дурнее не придумали?

– Дурное – героин, но я такую дурь избегаю, – Ширинкин вздохнул. – Дак, Валян, на чем предложенные тобой башли можно огрести?

– Сегодня какой день? – вместо ответа спросил Сапунцов.

Максим глянул в приспущенное стекло «Мерседеса»:

– Солнечный.

– Число какое?

– Откуда я знаю.

Сапунцов засмеялся:

– Чудак, сегодня первое апреля.

– Дак, ты чо… разыграл меня?

– Нет, Макс, обещанные башли получишь, когда провернем пустяковое дельце, – Валентин вынул из кармана трубку сотового телефона. – А сейчас надо разыграть моего шефа.

– Как?

– Позвоним ему. Ты прикинешься киллером и скажешь, что авансом получил от заказчика тридцать тысяч долларов за его голову, но есть возможность откупиться.

– Ни ху-ху себе розыгрыш! За такую хохму, если разгадает, шеф тебя без выходного пособия из фирмы выкинет.

– Скорее я кину его.

– За что?

– За то, что, прикрываясь бензином, травит российский молодняк наркотиками.

– Хочешь спасти нацию?

– Нацию пусть спасает Президент со своей командой. Последнее время они вроде зашевелились. Думские говоруны уже предлагают ввести в России пожизненное заключение для наркоторговцев, владельцев наркопритонов и наркокурьеров.

– Дельное предложение. Я посмотрел, как нагло живет в райцентре Коновалиха. Несчастного карманника за драный лопатник на три года в колонию сажают, а она, б…дь, сотнями тысяч ворочает на глазах у ментов и хоть бы хрен гуляет на воле.

– Коновалиха, конечно, наглючка, но не самая крутая. В Новосибирске под вывеской кафе «Вдохновение» Слониха миллионы наваривает.

– И все через твоего шефа?

– Через него. Поэтому надо вовремя мне отскочить. Но не с пустым карманам. Выжмем с мафиозника полсотни тысяч баксов на двоих, и пусть горит его наркотическая фирма ярким пламенем без нас. Принимаешь мою задумку?

– Дельная задумка. Принимаю…

Через несколько дней после двух звонков Назаряну Сапунцов приехал к Ширинкину с газетой «Сибирские вести», где было опубликовано объявление о приглашении посредников для реализации поэтических книг Георгия Царькова.

– Ну, как твой шеф?… – спросил Максим.

– Засуетился. Пообещал отстегнуть баксов вдвое больше, если пришьем «заказчика», – ответил Валентин.

– Какого?… – удивился Ширинкин. – Мы ж с тобой от фонаря «заказ» придумали.

– А шеф принял угрозу всерьез и возложил грех вот на этого стихотворца, – Сапунцов ткнул пальцем в газетное объявление. – Прочитай и скажи: отказываться от двойных баксов или все-таки взять их?

Ширинкин заглянул в газету:

– И скоко их, «двойных», будет?

– В рублях по полтора миллиона на брата.

– Ты, Валян, чо?… Сдурел?… Максим-толстый – миллионер! Скажи такое братве – животы от смеха пацаны надорвут.

– Смеется тот, кто смеется последним, – серьезно проговорил Сапунцов. – Шеф обезумел от страха. Готов отдать сколько угодно, чтобы спасти собственную шкуру. Собрался в Австралии залечь, пока со стихотворцем разберемся.