Андрей Константинов - Тульский–Токарев. Том 1. Семидесятые–восьмидесятые

— Отец… А почему у них лица такие… землистые и непримиримые?

Токарев-старший встрепенулся, оторвался от рюмки, в которой что-то разглядывал, и улыбнулся сыну:

— Нет, просто снимки три на четыре, шесть на восемь — это ж на туаменты. Знал бы ты, как эти строгие человеки любили жизнь, как чудили…

— Чудили ли? — ухмыльнулся Богуславский. — Эти-то вот?

— Але, дети на проводе, — попытался отодвинуть тему Токарев.

— Где дети?!! — поперхнулся последними недопитыми десятью граммами Богуславский. — Нет, а где дети-то?!! Вот это? Это уже не дети, это уже нормальные сволочи… Вась, ты б лучше рассказал наследнику, как надысь с лавсаном материю у жулья подмели…

— Уймись ты, — добродушно налег на плечо друга Василий Павлович.

— Батя, колись! — Артем возликовал и, поддев край отцовского пиджака, игриво перещупывая пальцами материал, приготовился слушать очередную историю, совсем не похожую на «следствие ведут знатоки».

Отец отмахнулся, но Артем наседал:

— Дядя Андрей! — попросил. — Подмогни!

— Отставить! — прихлопнул ладонью по столу Токарев-старший. — Сгоняй-ка лучше… Да найди слезу, не как в прошлый раз — аж волосы потом болели. «Бэхи» — черти, только параграфы штампуют по кельям, а то, что народ левой водкой травят — им до фонаря!

Артем вздохнул — но с ироничным достоинством — и «подорвался» в магазин. Съезжая по перилам (самое главное было — до первого этажа не коснуться ни разу ногой ступенек), он декламировал, словно пионерскую речевку выкрикивал:

Артем прервался, налетев на трещину в перилах. Проверил — не порвались ли штаны, потер задницу и со злостью рявкнул-договорил:

— …Задроченный.

В магазин Артем бежал со всех ног, переживая, что без него взрослые начнут говорить про «самое интересное»…

А взрослые, пользуясь его отсутствием, заговорили как раз о нем:

— Слышь, Палыч, а Тема у тебя — успевай только раненых оттаскивать, — убежденно качал головой Богуславский.

— Да вижу, — с чуть деланной досадой согласился Токарев. — Харей, конечно, не показываю, но… Дерзости природной — через край… Ну, да это годы поправят.

— Или вправят, — невесело усмехнулся Богуславский. — Тут либо одно — либо все остальное.

Помолчали. Потом Токарев-старший вздохнул и попытался перевести разговор на другой уровень.

— Знаешь, я иногда жалею, что когда Темка работать начнет, такие, как Женя-физик, Кое-как и Варшава — останутся, конечно, на линиях, но… Но в то же время их как бы уже и не будет.

— Не понял, но тему поддержать попробую, — Богуславский насупил брови, поразмышлял несколько секунд, «догнал» и обиделся за своих «крестников»:

— Ишь, любимчики у него! А Шкварка, а Бултых?!. А… а Губоню — запамятовал?! Да Губоню в Сочи два поста наружки с четырьмя операми водили… Результат: пара срезанных кошельков! В оконцовке — хрен да лука мешок! Губоня за один перегон по два раза в сумки нырял!

Токарев странно покосился на друга и взял его за плечо:

— Да брось ты, Анд рюха… Успокойся… Ты, ты его взял…

— Да я не о том, — отмахнулся Богуславский и замолчал, давя в себе вроде бы давно уже перегоревшую обиду.

Сгустившуюся над столом горечь легко разогнал своим появлением Артем, принесший пару бутылок «Столичной». С сомнением посмотрев на старших, он с видимой неохотой выставил добычу на стол:

— Ежели этого не хватит — тогда не то что волосы потом — и ногти заболят.

— И без сопливых склизко, — Токарев-старший не упустил возможность добродушно щелкнуть сына по носу. — Сбегал — и уже герой? Не по шерстке провели — так уже и взрослых строить? Ты характер-то попридержи, перед людьми неловко — что подумают-то…

— Ничего-ничего, — великодушно прощая Артему лишь намек на раздражение, махнул рукой Богуславский (словно поп из старого кино — грехи отпустил). — Я тоже начинал с «разрешите бегом?») — и тоже не всегда с радостью. Потом оценил. Для самого Черняховского бегал… Это тебе, брат, не кот чихнул.

— А кто это? — спросил Артем, залезая с ногами в старинное кресло. Щеку он подпер ладонью — чтобы слушать было удобнее.

— Черняховский? У-у, брат… Он — такая глыбища. Еще в НКВД начинал работать. Гениальный мужик. Ге-ни-аль-ный. Расскажу потом как-нибудь. Про него по трезвости рассказывать надо. Вот у кого тебе поучиться бы, отец Артээмий.