Александр Андрюхин - Искушение Кассандры

— Бабоньки, когда девчонки будут?

— Ждите, должны быть, — ответила одна.

— Мы уже минут сорок ждем, — пожаловался Женька. — Как при социализме! Эх! Мы уже из трехсот рублей, которые мне выделили в редакции на девушку, восемьдесят пропили. Кстати, познакомься, это мой оператор Серега.

— А почему он без камеры?

— Тсс, — Женька указал глазами на коробку из-под сапог, и Карасев увидел на ее торце аккуратно вырезанный кружок.

— Все ясно, скрытая камера?

Карасев кинул взгляд на оператора. У него были длинные, слипшиеся волосы, жеваный джемпер и совершенно остекленевший взгляд. Да и сам он уже был совсем стеклянным.

— Он сумеет в таком состоянии снять? — шепнул Карасев телезвезде.

— Он снимет в любом состоянии! — гордо ответил Городецкий. — Скажи, Серега?

Серега дернулся на стуле и живо затараторил по-английски. Буфетчицы переглянулись, и одна другой с почтением пояснила:

— Иносранец…

— Ты не обращай на него внимания, — махнул рукой Городецкий. — Его и трезвого ни черта не поймешь. Главное, чтобы работу знал. А он ее знает. Эх… Мы здесь уже три дня кантуемся. Кстати, у тебя сотовый при себе? Дай хоть жене позвоню.

Карасев протянул «мобильник».

— Телефона у нас нет, — продолжал Евгений, набирая номер, — поэтому приходится звонить соседям… Алло! Тетя Валя, это я, Женя! Позовите, пожалуйста, Вику! Только побыстрей, я звоню с сотового. Наверх не ходите! Постучите по батарее!

Сейчас прибежит как миленькая, — подмигнул Евгений. — Слышу, уже бежит! Вика, Вика! Это ты? А это я! — обрадовался Женька. — Ты не беспокойся. Я немного задержусь. Да-да, по работе. Я сижу в публичном доме. Жду, когда жрицы придут. Скоро должны быть! Не беспокойся, я быстро кончу!.. Что? Не понял! Черт, прервалось… Дай-ка еще наберу! Хотя фиг с ним. Предупредил, и ладно.

— Ты хочешь снять фильм о нелегкой судьбе девушек в глубинке? — с улыбкой спросил Карасев.

— На кой черт мне их судьба? — криво усмехнулся друг детства. Чиновника пасем… Мылова, заместителя мэра…

— Выполняешь заказ?

— Естественно.

— За определенную мзду?

— Не бесплатно же!

Городецкий был уже достаточно пьян, но язык его не запинался. И дикция еще вполне соответствовала. «Что значит профессионал! — позавидовал Карасев. — Сколько бы они ни пили, эти гидролизные телевизионщики, а в кадре всегда как огурчики».

— Кстати, Берестов приехал! — поделился новостью Карасев.

— Да ты что! — встрепенулся Евгений.

Он похлопал оператора по плечу.

— Берестов приехал, Серега! Я тебе о нем рассказывал. Он был редактором детской газеты «Слеза младенца». А мы с Тарасом были юнкорами. Эх, и классная была житуха!

Но оператор уже утух. Он уткнулся носом в стол и захрапел. Буфетчицы снова переглянулись. Они пошептались о чем-то, и у обеих округлились глаза.

В это время в буфет, наконец, вплыла первая ночная бабочка. Она была весьма потрепанного вида, в кожаной куртке и с фиолетовыми волосами. Увидев парней, бабочка жеманно отвела глаза и облокотилась о стойку буфета.

Женя осмотрел ее с ног до головы и поморщился. Он наклонился к Карасеву и шепнул на весь буфет:

— Слушай, если ноги иксом, насколько можно сбить таксу?

Карасев пожал плечами. Городецкий тяжело вздохнул.

— Эх, лучше бы я пошел на юридический…

Вошла еще одна девица. Она была с осветленными волосами и застенчивым взглядом. Вторая девушка проделала ту же процедуру, что и первая, жеманно облокотившись о стойку и повернувшись к парням спиной. Евгений осмотрел и ее с ног до головы и с тревогой прошептал однокласснику:

— Если все девицы будут такого уровня, боюсь, клиента мы сегодня не дождемся. У одной ноги иксом, у другой игреком. Они тут все что ли… с математическим уклоном?

Евгений поднял глаза к потолку и принялся что-то подсчитывать.

— Сколько будет от трехсот отнять восемьдесят?

— Двести десять! — улыбнулся Карасев.

— Минус еще сорок.

— Почему еще?

— Потому что мы с тобой сейчас возьмем бутылку.

— А на девушку потом хватит? — забеспокоился Карасев.

Одноклассник угрюмо покосился на ноги девиц и сказал:

— Не только хватит, но, я думаю, еще сдача будет.

Городецкий тяжело поднялся, подошел к стойке и, раздвинув девушек, потребовал бутылку водки. В эту минуту в буфет вошла Эллочка Людоедка. Ее Карасев знал в лицо, поскольку неоднократно видел в отделении. Формы блудницы были довольно пышные, взгляд томный, однако зубы настолько белые, что она походила на хищницу. Это прозвище — «Людоедка» — как нельзя лучше шло ей. У Городецкого она почему-то вызвала смертельную тоску. Получив свою бутылку, он тряхнул за шкирку спящего оператора и сказал громко: