Александр Андрюхин - Казнь за разглашение

В чрезвычайной задумчивости спустился он на первый этаж, где его ждал фотограф, уже начинавший нервничать.

— Ты чего-то оставил у нее?

— Диктофон.

Друзья вышли из подъезда и побрели в сторону Киевского вокзала. Настроение у обоих было тягостным.

— Что-то мне не очень, — признался Стас. — Особенно фотография в черной рамке.

— Ты её сфотографировал?

— На черта она мне сдалась!

Друзья миновали перекресток, милицейскую будку, затем рыночек с азербайджанскими продавцами, образовавшийся, судя по всему, стихийно, и Берестов снова хлопнул себя по лбу.

— Вспомнил! Про эти световые коридоры и про гигантов с атлетическими фигурами я читал в египетской «Книге мертвых». Я даже, кажется, видел подобный барельеф на каком-то саркофаге, причем живьем, не с репродукции! Вот только где?

Берестов достал из сумки рисунок Зинаиды Петровны и пристально в него всмотрелся. Он так увлекся, что едва не врезался в дерево.

— Невероятно! Один к одному. Только в каком музее я видел эту гробницу? Вот черт! Разве вспомнишь? А может, я все-таки видел на репродукции? Да нет!

Берестов остановился и задумчиво уставился на фотографа.

— Слушай, а не прошвырнуться ли нам до Пушкинского музея?

— Это ещё зачем?

— Если гробница в Египетском зале, сфотографируешь! Дадим обе фотографии: египетский барельеф и рисунок московского терапевта. На полстраницы напишем заголовок: «Египетские монстры появляются в сумерках». Или: «Египетские титаны облюбовали Большую Дорогомиловскую». Это будет сенсация!

Фотограф почесал затылок.

— Честно говоря, меня это не вдохновляет. Опять гробницы, покойнички. У меня до сих пор кофе поперек горла стоит. Нет, если, конечно, родина прикажет, я сфотографирую. Но ведь ты даже не помнишь, где этот барельеф. Не хочется вхолостую гонять.

— Ты прав, не помню, — признался Берестов с потухшим взором. Кажется, это не в Пушкинском музее, а в варшавском. А может, и в Британском. Точно, в Британском!

Берестов потер лоб и медленно поплелся к метро. За ним, облегченно вздохнув, засеменил Стас.

— Куда сейчас? Надеюсь, не в Пушкинский?

— Я — в Пушкинский. А ты поезжай в редакцию. В случае чего, звякну!

Но журналист не нашел того, чего искал, в Египетском зале Пушкинского. Пришлось ехать домой и листать альбом Национального музея Варшавы. Однако в нем из египетских экспонатов были только мумия девочки и костяная статуэтка сфинкса из Мемфиса. Значит, этот барельеф он видел в Лондоне.

Берестов посмотрел на часы. Было уже половина третьего. В Ленинскую библиотеку он не успевает, на Интернет времени нет, звонить жене в Лондон бесполезно. Ничего не остается, как лететь в редакцию и катать обычную желтую заметку под названием «Инопланетяне предпочитают последние этажи» или «Инопланетяне появляются к несчастью!». Вот это самое то, если без иллюстраций. Хотя, конечно, можно проиллюстрировать фотографиями Климентьевой и пустой стены. Последнюю можно снабдить надписью: «На этом месте стоял инопланетянин. Теперь тут повышенный радиационный фон». А правильней — сделать фотомонтаж. Поместить на стене какое-нибудь яркое пятно и пояснить жирным курсивом, что свечение обнаружилось при проявке фотографии. И то и другое халтура высшей пробы, но что делать, читатели это любят. Точнее, Авекян думает, что читатели это любят.

Берестов завертел головой и закрыл лицо руками. «Боже мой! Какой ерундой приходится заниматься, лишь бы удовлетворить самодурство бесталанного редактора».

Берестов торопливо проглотил два бутерброда, выпил стакан томатного сока и помчался в свою опостылевшую газету. По пути сломался автобус пришлось идти пешком, в метро на Кольцевой перекрыли переход — пришлось ехать обходной линией, в довершение — у самых дверей редакции он столкнулся с Авекяном.

— Ну что, там действительно были инопланетяне? — спросил он, перекрыв своим мощным торсом проход из коридора.

— Были! — коротко произнес Берестов, пытаясь проскользнуть между дверным косяком и внушительным животом редактора.

— Фотография есть?

— Хозяйки квартиры есть!

— На сенсацию тянет?

— Для сенсации материала маловато. Неплохо бы собрать еще!

— Так собери! Только поторопись. К вечеру материал должен быть сдан.

Авекян наконец убрал свой живот из прохода, и Берестов мышкой проскользнул в редакцию. «Когда же я успею: и материал собрать и статью написать?» — возмутился журналист и направился к интернетчику Славе.