Александр Андрюхин - Казнь за разглашение

— Как же? — улыбнулся Берестов.

— Инопланетяне! На днях я прочла целую полосу про инопланетян в её квартире. С фотографиями.

— Вам не показалось странным, что она живет в одной квартире, а инопланетяне появляются в другой! И тоже в ее!

— А ведь точно! — всплеснула руками Анна Владимировна. — В статье написано про однокомнатную квартиру. Так у неё две квартиры и обе на Большой Дорогомиловской?

— И обе на двенадцатом этаже!

— Вот уж действительно непредсказуемая женщина, — засмеялась Анна Владимировна.

Берестов направился к выходу. Однако на пороге замялся:

— И вот ещё что, Анна Владимировна. В той газете, в которой вы читали про инопланетян, не показалось ли вам знакомым ещё одно лицо?

— Да вроде бы нет! — пожала плечами хозяйка.

Берестов достал из сумки газету и открыл московскую страницу новостей, которую вела Лилечка. Над рубрикой было её улыбающееся лицо.

Анна Петровна, сдвинув брови, долго всматривалась и вдруг расплылась в широкой улыбке.

— Да это же Лилия, бывшая невеста покойного.

Час спустя Берестов снова был в редакции. Лилечка ещё не пришла, а Авекян, между прочим, был уже на месте. Его долговязый водитель Андрей заливал что-то девчонкам в компьютерном цехе. «Интересно, а он сможет попасть в вену иглой?» — усмехнулся Берестов и прошел мимо. Потом он разберется и с ним, и с Авекяном, но сначала поговорит с Лилечкой.

Журналист сел за компьютер и принялся писать статью. Если он обещал детективную историю «Версии», значит, газета её получит. И не позднее, чем сегодня вечером. А завтра утром его статья уже может разлететься по Москве. Там ребята работают оперативно.

С первой же строки Берестов провалился в работу, начисто забыв обо всем. Он написал о Климентьевой, шесть лет добивающейся возбуждения уголовного дела по факту убийства сына, о письмах в районную, в городскую и, наконец, — в Генеральную прокуратуры, о письмах в милицию, в Мосгордуму. В деталях описал он работу оперативной группы со слов понятых, в первую очередь заострив внимание на том, что оперативники дважды переписали протокол, внезапно переменив версию кончины Климентьева после того, как начальник собрал их на кухне. Он написал о том, как труп три дня томился в морге рядом с горячей батареей. В красках расписал и свою личную встречу с патологоанатомом Мелеховым. Не забыл он также упомянуть о том, что материалы этого де ла быстро были уничтожены, а от работников архива он и по сей день не добился сведений о том, сколько же по закону должны храниться материалы.

После чего Берестов в общих чертах прошелся по правоохранительным органам, наконец, перекинулся на опергруппу ОВД «Полежаевское», обвинив её в том, что она не смогла справиться с элементарным расследованием, даже поленилась опросить жильцов дома на предмет пребывания в подъезде посторонних. После этого Берестов не мог не отметить факта продвижения этих офицеров милиции по службе.

Далее Берестов описал показания соседки-инвалидки, слышавшей шум в квартире несчастного и видевшей из окна двоих мужчин: маленького пузатого кавказца и долговязого белобрысого русского, этаких нью-Тарапуньки и Штепселя, которых не заметить было просто невозможно. Однако для ОВД «Полежаевское» нет ничего невозможного. Ментам этого отдела до сих пор невдомек, что убийцы гоняют по Москве на белой «Волге», номера которой знают жители дома на Большой Дорогомиловской.

С некоторым скрипом описал Берестов и сожительницу убитого, не забыв отметить, что у неё был резон избавиться от человека, состоявшего с ней в незарегистрированном браке.

И когда закончил и перечитал, удивился тому злому напору, с каким была написана статья. «Такие вещи все-таки следует писать менее эмоционально», вяло подумал, но решил оставить все как есть, поскольку за эмоциями не так заметен недостаток фактов.

Сбросив статью на дискету, он отнес её интер нетчику и попросил кинуть на адрес «Версии».

— Авекян за это может уволить, — прошептал Вячеслав.

— Плевать! — ответил Леонид.

Он посмотрел на часы: уже половина девятого. В редакции почти никого не было. Появлялась за это время Лилечка, или нет? — спросить не у кого. Наверное, появлялась, но это уже не имеет значения. Леонид кинул себе на плечо сумку и, покачиваясь от усталости, отправился домой.

А на следующий день не успел крамольный журналист переступить порог, как к нему с белыми от бешенства глазами метнулся Топоров. Трижды оглянувшись, он произнес хорошо поставленным полушепотом: