Александр Андрюхин - Коготки Галатеи

Помню, как мы с матерью бегали от него ночью. Это случалось неоднократно: он был страшный скандалист и любил поддать. Все эти скандалы, по словам матери, случались на почве ревности. Я даже помню, как он набрасывался на мать с ножом, но ей каким-то образом удавалось отбиваться.

Словом, отец у меня всегда ассоциируется с водкой, скандалами и ремнем. Когда в анкете я подхожу к графе «сведения о родителях», моя рука без всякого трепета ставит на отце прочерк. Лучше вообще не иметь отца, чем иметь такого. И большой досады, что отца у меня практически не было, я никогда не ощущал.

Когда мне исполнилось шесть лет, мы драпанули от него в Ульяновск, и тоже под покровом ночи. Это было окончательное наше бегство из Куйбышева. До этого они с матерью сходились и расходились несколько раз. В жизни у них что-то не ладилось, и они решили родить меня — для связки семейной жизни, как потом со вздохом вспоминала матушка. Однако мое появление на свет не помирило родителей. И если взять мой период жизни от рождения до шести лет, его можно охарактеризовать как один сплошной переезд из Куйбышева в Ульяновск.

Не могу сказать, что я каким-то образом страдал от подобного кочевого бытия, переживал от скандалов или испытывал стресс. Радость жизни, хлеставшая через край, помогала мне переносить все эти семейные неурядицы с удивительной легкостью. Месяца за три перед школой отец выкрал меня от матери и увез обратно в Куйбышев.

Случилось это в воскресенье. Мы с матерью мирно лежали на Свияжском пляже, и вдруг её охватило беспокойство. Она поднялась и стала тревожно озираться по сторонам. После чего произнесла, зябко набросив на плечи халат:

— У меня такое предчувствия, что сейчас появится отец. Пошли-ка, дружок, домой…

Предчувствия её не обманули. Не успел я выразить протест против возвращения домой, тем более в такой чудесный день, как он и появился. Мой родитель элегантно шествовал по берегу реки с пиджаком через плечо и папиросой в зубах. Увидев нас, папашка приблизился, и они обменялись с матерью довольно сухими приветствиями. При этом глаза его сверкнули несусветным бешенством, и мать торопливо застегнула халат на все пуговицы.

Как я уже упоминал, мой родитель был необычайно ревнив, и любое обнажение телес моей матери (даже на пляже) могло кончиться для неё плачевно. А она была женщиной красивой и при фигуре.

Добрались мы, словом, до дома хоть и в напряженном молчании, но довольно благополучно. Они перекидывались рублеными фразами, а я шел посередине, сосредоточив внимание на самолетике, который он мне вручил в качестве подарка.

Перед самой калиткой родители расскандалились. Мать побежала в дом и позорно закрылась на крючок. Чтобы дверь оказалась не выломанной, матушка прибегнула к помощи деда. Дед вышел на крыльцо и послал отца… обратно в Куйбышев. Отца слова деда ввели в неимоверное уныние. Вот тогда-то он мне и сказал:

— Пойдем, я тебе хоть шоколадку куплю. Только оденься.

Последнее мне показалось совершенно излишним. Я привык ходить по Ульяновску босым, в одних трусиках и маечке. Чем не одежда? Даже майка мне была не нужна. Тем не менее спорить с родителем не стал. Зашел в дом, деловито напялил тенниску и шорты, влез босыми ногами в сандалии и, ничего не подозревая, отправился к отцу.

Самой странной в этой истории оказалась реакция моей матери, точнее, отсутствие какой-либо реакции. И ещё полное равнодушие деда. Если последний всегда был несколько отстранен от мирской жизни (он был верующим, ходил в церковь и даже пел в церковном хоре), мать не могла не знать о коварстве моего отца. Купив шоколадку, отец неожиданно предложил мне прокатиться на самолете. Против самолета я тоже ничего не имел, однако уточнил, сколько займет это удовольствие по времени.

— Слетаем до Куйбышева и обратно. Вечером будешь дома, — ответил родитель.

Ответ вполне меня удовлетворил. Но в аэропорту в голову закрались сомнения по поводу возвращения домой к вечеру.

— Вернемся завтра! — не моргнув глазом соврал отец.

Помню, этот перелет в Куйбышев я перенес очень плохо. Меня тошнило и рвало. Я тогда, конечно, не понимал, что это знак моей предстоящей нелегкой жизни с отцом. Не знаю, как бы реагировала на мое исчезновение мать, если бы в Куйбышеве у барака меня случайно не увидела родная тетка.

— Ты разве здесь? — выпучила она глаза.

— Да! Меня папа прокатил на самолете. Завтра мы полетим обратно.

Она, видимо, и позвонила матери, сообщив, что со мной все в порядке, мол, я при отце и нет никакого повода для беспокойства. Тем более что не нынче-завтра отец привезет меня обратно. Однако ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю, ни через месяц назад он меня не привез. А мать забрать меня почему-то не спешила.