Сергей Асанов: Экстрасенс

Но с течением времени Михаил понял, что Саакян…

— …словом, вы животное, Александр Георгиевич, — просто сказал он одним жарким летним днем при встрече с ним в фойе университета возле кофейного автомата.

Миша как раз нажимал кнопку, выбирая двойной эспрессо, когда профессор подошел его поприветствовать.

— Да что вы! — якобы удивился тот. — Это так вас научили уважать возраст, молодой человек?

Михаил кивнул, протягивая руку к стаканчику.

— Уважать ваш возраст я намерен до поры до времени, Александр Георгиевич. По крайней мере до тех пор, пока он является оправданием вашей экстравагантности. Но боюсь, вы уже перешагнули эту границу, и бить вас начнут уже не по паспорту, а по физиономии. Причем бить — это в лучшем случае. В худшем… — Миша не договорил.

Профессор сначала улыбнулся — невысокий, полноватый, седой и мудрый Папа Карло, собиравшийся пожурить глупого Буратино, — но секунду спустя он взял Михаила за локоть и, бегло оглядевшись вокруг, прошептал:

— Что ж, поупражнялись в высоком слоге и будет. Послушай меня, мальчик, — он сильнее сжал руку, — я не должен больше встречать тебя на своем пути, если хочешь и дальше успешно строить карьеру. Ты меня понимаешь? Ты просто не представляешь, во что ты можешь вляпаться. Даже не пытайся проверить!

Наверно, он рассчитывал напугать Михаила, поэтому вложил в этот текст все природное обаяние, присущее деканам психологических факультетов. Но Саакян ошибался, полагая, что наследник прабабушки-ведьмы начнет трусливо вилять хвостиком.

Михаил молча поставил стакан с горячим напитком обратно на стойку автомата и медленно, но твердо освободил свой локоть от цепкой профессорской хватки.

Два взгляда — как два обоюдоострых ножа — высекли искру.

— Значит, так, старый негодяй, — спокойно сказал Михаил, — попрошу тебя намотать на ус: испортить карьеру ты мне не сможешь, потому что зубами за свое место в этом институте я не держусь. Если доведется — я и в армию могу, не заржавеет. Тебе, всю жизнь ходившему по головам, это трудно понять, но это так, поверь мне. Во-вторых, ты забыл, как выросло наше поколение, и ты ошибаешься, думая, что от твоих титулов и званий у меня случится эрекция. В-третьих…

Михаил огляделся вокруг. Надо было заканчивать, вокруг полно любопытных абитуриентов.

— В-третьих, Александр Георгиевич, повторюсь, что вы Сволочь с Большой Буквы, а с такими переговоры у меня никогда не клеились. Честь имею.

Он забрал свой стакан и, прихлебывая кофе, стал подниматься по лестнице. Он даже не оглянулся, хотя, пожалуй, в этот раз стоило.

Профессор Саакян, сжимая кулаки и глядя в одну точку, что-то усиленно нашептывал себе под нос…

Кхм, Миш, прости, я отвлекся. Как говорят наши братья с той стороны, сорри, мэн…

Короче, когда с тобой случается такая хрень, ты вдруг понимаешь, что бесконечно одинок в этом безумном, безумном, безумном, безумном мире… Как говорил один старый персонаж Панкратова-Черного — это не я, это кино такое.

В свои тридцать четыре года ты вдруг с ужасом осознаешь, что скоро твое собственное отражение в зеркале в ванной — такое небритое, одутловатое и бесконечно дорогое отражение — станет едва ли не единственным твоим собеседником. Это у него ты будешь спрашивать «Как дела, старик?», продрав глаза поутру, это ему ты будешь плакаться после очередной полученной от жизни оплеухи… и именно у него ты будешь просить взаймы четыре штуки «бакинских комиссаров», чтобы защитить свою новенькую иномарку от плохих дяденек.

Можно, конечно, вспомнить о жене, но жена… А что жена? С женой, брат, все время происходят непонятные метаморфозы, на расшифровку которых целая жизнь может уйти.

Ну ладно, а как же друзья? Ведь не в коконе ты жил все эти годы, начиная со школьной скамьи?

Ну да, друзья есть, и приятели есть, и просто знакомых — не сосчитать. Но вот в чем петрушка: у друзей с возрастом складываются точно такие же взаимоотношения с зеркалом в ванной. Ты будешь пить с корешами виски или водку, будешь сидеть с ними в душной сауне, хвастаясь очередным сексуальным подвигом Геракла, будешь вместе с ними драть глотку на стадионе, болея за «Газмяс», но когда ты приходишь домой и снимаешь фрак (стягиваешь футболку, отрываешь от задницы вспотевшие трусы и тому подобное), ты понимаешь, что никому в этом мире на фиг не нужен и решать свои проблемы придется самому.

Впрочем, вру. Есть один друг, который обязательно выпьет на твоих поминках. Да, я о нем вспомнил…