Игорь Чубаха - Крестовый отец

«Или совета попытать?» – провожая взглядом выходящего подчиненного, прапор положил руку на телефонную трубку. Хотя никто не любит, когда дополнительно нагружают. Но с другой стороны....

– Можно вам задать вопрос?

– Да бога ради.

Как же не оказать любезность частному лицу, желающему оказать безвозмездную помощь.

– Туберкулезников хватает?

– Спрашиваете! – воскликнул доктор, удивившись столь наивному вопросу.

– А чего ж их в больницу не определяют? Заразная болезнь, потом по городу разносят.

– Тюремная больница у нас, голубчик, одна, вот почему. И она старая, маленькая, тесная. Забита всегда под завязку. Вот пусть соберутся ваши милосердные частные лица, сбросятся и выстроят еще больницу, а лучше сразу две, тогда станет полегче.

– А совсем шклявых, кто в последней стадии, хотя бы для них-то можно топчан найти?

– Их стараемся определять в стационар, – твердо сказал лепила.

– Но я смотрю, сидят доходяги доходягами, одной ногой в могиле, кашлем душатся. – Шрам маячил в центре смотровой, руки в карманах. Типа ходить кругами мимо шкафчиков, из которых вдруг чего зек возьмет и сопрет, не следовало. Дубак полезет с острасткой, помешает интересному разговору.

– А вы думаете, они обращаются? – воротя фотокарточку куда-то в сторону, сокрушенно покачал головой доктор. – Сами себе поставить диагноз они не могут. Дохают в камерах, на что-то надеются, непонятно на что.

– Вчера человек один умер, у него тоже был тубик. Вчера утром, помните?

– Да, был вчера один чахоточный.

– У него болезнь в последней стадии или не в последней?

– В последней.

– День до этого я с ним свиданькался. Доходяга, конечно, но встречал я похуже людей и то еще долго пыхтели. А тут раз и кинул человек ласты, в смысле умер. Не похож, он, по-моему, был на того, кто завтра должен умереть.

– А насколько он по-вашему должен быть плох? Не знаю как день назад, но ко мне его привезли в виде мешка с костями. Живот прилипал к спине. А кожа-то...

Поискал глазами. Отыскал на столе желтый листок какой-то рекламки, поднял ее, потряс.

Вот такого цвета. Это, батенька, последняя стадия и есть. Когда и в стационаре уже не всех вылечить можно, а уж здесь. Знаете, голубчик, в духоте и тесноте еще более крепкие люди могут в одночасье скончаться, мгновенное удушье и адью, а ваш... кто он вам там... совсем плохой был.

Чем-то особенным прилипла к зрачкам Сереги рекламная малява. Две мыслишки зацепили Шрама. Первая – шкурная. Панас кончился, а ведь недвусмысленно знал Панас, на какой зоне кормил гнус Шрам. И может быть даже был в курсах, что с той зоны Шрам в рывок отвалил. Поспрошали бы Панаса любопытные следаки, а потом бы сверили начерпанное дерьмо с личным делом Сереги. И вот уже в проруби всплыла бы неувязочка – по досье Шрам чист перед законом по прежним годам, а тут живой свидетель на такие бумажные слова крест клеит.

И ради звездочки на погоны какой-нибудь ушлый следак пошел бы землю трахать-колотить, запросы рассылать. Врядли бы он дохрючил, что Шрам за стирку прежней биографии два лимона зазеленил. Но что-нибудь опарышевое надыбать мог запросто.

Вторая мыслишка попроще. Что и сам Серега по лезвию пляшет. За его шкуру засланы бабки, и кто-то их врядли мечтает возвернуть в зад. Где нибудь, может, на камере, может, в какой служебке, а может, и здесь, на больничной койке засел отвязанный боец, для которого слова «Шрам» и «труп» не отличаются по смыслу. Мыслишки покрутились и улетели на хутор бабочек ловить.

– Знаете, – глядя, как задумчиво жует глазами Шрам желтую рекламку, произнес доктор, – я вам как медик скажу, вашему... э-э... знакомому повезло. Не жилец он был, не вытащили бы его и в больнице, а вот намучиться мог. Наверное, нам всем того можно пожелать – быстро и безболезненно уйти...

– Так вот, этот Зелик, когда порывал с очередной подругой, забирал обратно все подаренные духи, шубки, браслетики вплоть до нижнего белья.

– А я свою учил: «Ты – дура, – говорил, – жрать готовить не умеешь. А вот сидел один комдив при Сталине. А ему гнали, что всю семью по лагерям рассредоточили. Только в передачах ему голубцы доставлялись. А так их готовить только его благоверная умела. Вот и просекал комдив, что семья его покеда на воле», – калякали на вечную тему соседи по палате.