— Может, сами посеяли?
— Нет, нет, исключено. Я сегодня решила немного понаблюдать за кладовкой. Во время тихого часа.
— И что?
— У нас есть мальчик. Из не очень благополучной семьи. Андрюша Мартынов. Он попытался залезть в кладовку, ножиком открыл замок. Я вмешалась, но он стал от всего отпираться. Дескать, дверь была открыта, а он хотел взять из своей сумки носки. Да еще нагрубил. С ним вообще тяжело разговаривать. А на днях он избил соседа по палате. Говорят, отобрал часы.
— А сосед?
— Молчит. Надо что-то делать, пока больших бед не натворил. Нам только преступников малолетних в лагере не хватало. А отправить его домой без видимых причин мы не имеем права.
— Если он ворует, значит, кому-то должен толкать, то есть продавать.
— У некоторых ребят есть деньги, но не так много. Да и не будет у него никто покупать… Может, ты поговоришь с ним? Как милиционер. Тюрьмой припугнешь или еще чем-нибудь.
«Как милиционер… Хорошо, не как прокурор…»
— Тюрьмой детей пугать нельзя. Иначе никто не захочет туда садиться и они опустеют. Тюрьмы, в смысле. Шутка. Хорошо, поговорю. Сколько ему лет?
— Четырнадцать.
— Значит, вменяемый, сажать можно… Где он?
— Вон, возле туалета. Высокий такой, в белой футболке.
В отличие от Евгения Дмитриевича, Виктор Сергеевич не изучал основ криминалистики и оперативно-розыскной деятельности, но опыт общения с антиобщественным элементом имел большой, если не сказать огромный. Подойдя к Мартынову, сурово взял его за плечо и перетащил за умывальню. От подростка несло свежевыкуренной сигаретой. Видимо, где-то покупает.
— Это ты крысишь, Дюша?
— Чего?! — выпучил глаза пацан.
— Тыришь у своих. — Воспитатель захватил пятерней ладонь воспитанника и слегка сжал.
— Нет… Я не тырю.
— Фуфло гнать нехорошо. Не по-пионерски, — Сумрак сжал ладонь посильнее, — можно и в «обиженку» попасть. Колись быстро, долговязый…
Андрюша попытался вырваться.
— Татьяну Павловну позовите!
— А адвоката тебе не надо? Шмотки куда дел? Быстро!
Сила измеряется в ньютонах. Андрюша сломался на третьем ньютоне, когда на легкий пушок над его верхней губой потекли сопли.
— Ладно, ладно, скажу… Больно! Пустите!
Виктор Сергеевич грубо нарушал уголовно-процессуальный кодекс, забыв, что признание, добытое с применением угроз и насилия, доказательством не является. Но его это мало беспокоило. Он не процессуальное лицо.
Андрюша поведал жуткую историю. Оказывается, он законтачил с малолетним хулиганским элементом из Потеряхино-1 на почве любви к «очку». Это такая карточная игра. Вроде бриджа, только посерьезней и посложнее. В результате любви Андрюша лишился личного имущества, после чего стал ставить на кон имущество соседей по отряду, обещая им все вернуть с процентами. Но возвращалось плохо. То ли ему не везло, то ли играл он недостаточно профессионально. Короче, он стал играть в долг и оказался в чрезвычайно тяжелом положении. Для начала ему нарисовали синяк под глазом. Он украл плеер и свитер. Отобрал часы. Но соперники уже включили счетчик, и это не спасло положение дел. Прятаться в лагере бесполезно. Выигравшие могут достать и в лагере. Андрюша пообещал им, что возьмет у предков в родительский день. Но предки ничего не привезут. У них самих ни копья.
Последнюю часть чистосердечного признания он рассказывал в присутствии подошедшей Татьяны Павловны.
— И сколько ты им должен? — спросила она.
— Четыре тысячи.
— Кошмар!
По местным меркам это была внушительная сумма.
— Карточный долг — это святое, — серьезно сказал Виктор Сергеевич, — надо отдавать или отыгрываться.
— Они мухлюют, — вяло промямлил игрок.
— Тогда не надо было играть. Сколько их?
— Человек десять. А основной — Коля Белый. Но с ним лучше не связываться.
— Это почему?
— Он крутой. Даже в тюрьме сидел. За грабеж. В наколках весь. С выкидухой ходит.
— О как! — усмехнулся Виктор Сергеевич. — И какой он срок мотал?
— Вроде два года.
— Ну, тогда действительно серьезный пацан. Когда тебе на стрелку? В смысле, когда с ними встречаешься?
— Завтра в пять, в лесу. Тут рядом.
— Вместе пойдем. Поглядим, что это за лесная братва. Все, гуляй. В песочек поиграй или в фантики. Только не на деньги.
— Погоди, — вспомнила Татьяна Павловна, — а как ты из лагеря выходишь? Он же за забором!
— Так это для лохов забор. Там дырка есть.
Пацан исчез.
— Судимый, — искренне расстроилась Татьяна Павловна, — только этого не хватало. Как бы лагерь не подожгли.
Читать дальше