Татьяна Степанова - Пир на закате солнца

– Вы же друзья, – улыбнулась Регина. – Только знаешь, Данилу не стоит брать туда.

– Это почему еще? – Москалев нахмурился.

– Ну, все-таки это больница. А он ребенок.

– Свиненок, – Москалев хмыкнул, – не хотел этот вопрос заострять, Регин, но… Растет этакий самовлюбленный эгоист, генеральский сынок. Равнодушный ко всему на свете, кроме фильмов своих поганых. Я вот вечером ревизию устрою у него, чего он там смотрит втихаря. Выкину всю дрянь, все эти диски его, игры. Я сказал, выкину! Это теща, мать твоя, ему во всем потакала, и ты туда же: ах, Данилочка… ах, детка золотая-ненаглядная, да чего тебе, деточка, надобно… У меня этот номер не пройдет! Поняла? Сейчас надо всю эту дурь, весь этот эгоизм из него выбивать, пока он мал еще, глуп. Потом поздно будет.

– Ты не прав, Витя, он же еще ребенок, мальчик…

– Он поедет с нами в госпиталь навещать Олега. Тот его вот таким знал, от горшка два вершка. И он пусть посмотрит на человека, который свою кровь проливал за то, чтоб ему – такому золотому-ненаглядному – жилось хорошо, сладко. Пусть прочувствует: есть жизнь солдатская, есть долг, есть честь мужская. И как мужик не должен себя щадить, когда государство это от него требует.

– Витя, ты не в казарме, и спецназа тут нет, – тихо сказала Регина.

В машине она села с Данилой на заднее сиденье. Держала в руках сумку с фруктами. В супермаркете по дороге нашли для Приходько черешню – спелые пунцовые ягоды в коробке. Данила тут же протянул к ним руку.

– Нет, это для Олега Ивановича.

– Но я хочу, мама.

– Перехочешь, – буркнул Москалев, поворачиваясь с переднего сиденья.

Данила скривил губы, привалился щекой к плечу матери. Весь вид его выражал скуку и недовольство. Зачем его тащат в этот госпиталь? Что ему там делать? Вот морока.

Регина чувствовала запах его волос. Сын… сынок… мой ненаглядный… Это все ничего, это издержки возраста, последствия той нашей вынужденной разлуки. Теперь все изменится, все будет хорошо. Я всегда буду с тобой, я твоя мать, я никогда, никогда тебя не покину, во всем и всегда буду тебе защитой.

У ворот госпиталя генерал Москалев кому-то позвонил по мобильному, и их сразу же пропустили на территорию прямо в машине. Они поднялись на лифте на третий этаж старого корпуса. Их встретил какой-то здешний начальник от медицины. Направились в отделение, вызвали лечащего врача. В общем, началась та, уже знакомая Регине обычная суета: генерал Москалев был в МВД широко известен своей боевой биографией, и молва всегда шла впереди него, открывая ему все двери.

Регина держала Данилу за руку. В этом старом здании было так много лестниц, переходов, что он мог легко потеряться. Умом она понимала, конечно, что в двенадцать лет ТРУДНО УЖЕ ПОТЕРЯТЬСЯ, но сердце отказывалось верить в то, что ее ребенок, ее сын – достаточно взрослый.

«Олег видел его давно, совсем крохой, вот, наверное, удивится, как он вырос, может, даже в душе позавидует по-хорошему нам с Витей».

Генерала Виктора Москалева Катя много раз видела по телевизору и однажды вживую на совещании в министерстве, посвященном борьбе с международным терроризмом и экстремизмом, – его тогда широко освещали все милицейские средства массовой информации. Поэтому она узнала его сразу. В толпе (а именно так ей показалось в первый момент), заполнившей палату № 36, он выделялся высоким ростом и громким басом. Вокруг суетились врачи (что-то пытался сказать лечащий, но его никто не слушал), дюжие медбратья, худощавая блондинка в цветном платье и зеленой вязаной кофточке (это была Регина Москалева), похожий на нее лицом мальчик лет двенадцати (Данила), а также еще одна женщина – в белой медицинской робе: темноволосая и очень бледная.

Именно она – эта медсестра приковала в первый момент к себе все внимание Кати, а вовсе не семейство Москалевых, явившихся навестить Олега Приходько. Медсестра появилась последней, стояла в дверях. Катю поразил ее вид – медсестра очень плохо выглядела. Нет, она выглядела просто ужасно, что называется, краше в гроб кладут.

ОНА НЕ ХОЧЕТ СДАВАТЬ ДЕЖУРСТВО… ГОВОРИТ, ЧТО ОСТАНЕТСЯ… ОНА, КАЖЕТСЯ, НЕ В СЕБЕ…

ВЫ ТОЛЬКО НЕ КРИЧИТЕ И НЕ МЕЧИТЕСЬ ПО ГОСПИТАЛЮ…

Эти фразы всплыли в памяти вроде бы совершенно без всякой связи. Но обдумать все было некогда. Генерал Москалев затрубил на всю палату, как слон в саванне: «Олег, бродяга, дорогой ты мой человек, как же это ты на койку больничную – эх, и не стыдно тебе, такому буйволу здоровому… Я думал, ты там, а ребята в министерстве мне – нет, в госпитале он, а я – да бросьте врать, Троянец да чтоб в этой нашей госпитальной ж… Доктор, прошу прощения, но точнее и не скажешь при такой вот дислокации!»