Вячеслав Денисов - Главный фигурант

– Друг у него на пустыре есть, – подумав, неуверенно сказал Казимиров. – Гейсом зовут. Захар Гейс, кличка «ЗэЭм». А у меня домик рядом стоял – знаете, из картона и досок такие делают?

– Не знаю, – слышится голос советника Кряжина. – Объясните.

По лицу допрашиваемого пробегает тень досады, и он наклоняется к столу.

– Живущие на пустыре строят домики из картонных коробок, фанеры и досок. Чтобы было теплее, их устанавливают стенка к стенке. У входа в каждый такой домик горит костер, тепло каждого из костров заходит в жилье и греет всех. Но при такой архитектуре, – Казимиров переходит на заговорщический шепот, приближается к камере, и голова его трансформируется, обнаруживая признаки макроцефалии, – в соседние домики входит не только тепло, но и звуки.

Довольный сообщением, он откинулся на спинку стула и снова закинул ногу на ногу.

– Дошло?

– Гражданин Казимиров, – вместо благодарности голос Кряжина звучит хотя и спокойно, но угрожающе, – будьте добры, смените эту кабацкую позу на более соответствующую данной ситуации и просто ответьте – какое отношение имеет Гейс к заданному мною вопросу, ответа на который я до сих пор не получил: что вы можете сказать о Разбоеве?

Казимиров тушуется. Владение техникой заводить собеседника в тупик на этот раз успеха не принесло. Свой первый вопрос следователь помнит.

– Гейс жил в одном домике с Разбоевым. Разбоев все больше расспрашивал Эрнеста о подробностях его интимных отношений с женщинами, и Эрнест с удовольствием предавался воспоминаниям. Как-то раз я слышал, что Гейс подговаривал Борьку заманить в свой домик алкашку Зинку из соседних построек, но Разбоев ответил что-то нечленораздельное. Кажется, он отказался, заявив, что такие партнерши его не возбуждают. Гейс изумленно возмутился – мол, а какие партнерши его возбуждают? – и тут же привел некорректный пример с принцессой Дианой. Что же касается вашего вопроса, то могу сказать честно: будь у меня молодая жена и будь я призван в крестовый поход, ключ от пояса верности супруги Разбоеву я бы не доверил. Это все, что я могу рассказать...»

Машина давно покинула территорию Северного административного округа, и, несмотря на то что теперь вопросов было еще больше, чем перед посещением дома на улице Асеева, советник казался бодрее обычного. Измайловский пустырь – это Восточный округ, дорога туда неблизкая, и Кряжин, дабы превратить поездку в уютное путешествие, вновь предался воспоминаниям. Вечер уже вступил в свои права, небо затянула серая пленка, и деревья, те, что не были освещены неоновыми огнями, казались черными памятниками неизвестным героям, расставленными по всей Москве пьяной рукой главного архитектора.

– Коль скоро направляемся на восток столицы, хочу рассказать один случай, произошедший со мной четыре года назад на улице Богатырский Мост – как раз неподалеку от моста через Яузу...

Буду перед собой откровенен. Кряжин меня удивил. По долгу службы, работая корреспондентом «Главной Новости» в отделе криминальной информации, я нечасто сталкиваюсь с сотрудниками правоохранительных органов и следователями прокуратур. И каждый раз я становлюсь свидетелем либо случайного успеха – так называемой работы по «горячим следам», либо – что гораздо чаще – фатального невезения следователя.

Нынче же ситуация выглядит совершенно иначе, она ничем не похожа на ту, что встречаю я в райотделах, прибывая на сообщения о совершенных преступлениях. На моих глазах следователь Генеральной прокуратуры играет в какую-то игру, недоступную не только моему пониманию, но и пониманию сидящего за рулем сыскаря из МУРа. Делает это он столь умело, что догадаться о ее существе мне пока не дано. Однако назвать эту игру адекватной серьезности обстановки у меня не поворачивается язык.

Сидельников – с ним все ясно. Соображение чуть выше среднего, но и оно всякий раз куда-то уходит, когда перед его хозяином встает проблема интеллектуального характера. Чего стоит одна сценка в дежурной части МУРа, когда капитан понял, что я не выговариваю «р», но никак не мог добиться доказательств этого. Грубый малый, больше ориентированный на работу ногами. У них, кажется, это называется работать на «земле», то есть – непосредственно с низовым звеном преступного мира. Ну, хорошо – с низшим звеном элитного преступного мира! МУР все-таки...

Как бы то ни было, своим поведением Кряжин развеивает миф о серьезности и глубине работы «важняков» из Генпрокуратуры. Ведь совершенно ясно, что такой человек, как я, не мог участвовать в разбое. У меня и данные физические не те для преступления такого характера (вот здесь Сидельников правильно сориентировался!), и мой внутренний мир не ориентирован на похищение имущества. Я не вор, не грабитель и не разбойник. Мне никогда не нужно было чужого, ибо я ищу свое. Если посчастливится, добьюсь того, к чему так долго шел – к созданию репортажа, который заставит ахнуть мир. И момент для этого выбран правильный – Разбоев арестован, но его вина у всех вызывает большие сомнения. Между тем не так уж редко случается, когда осуждают невинного. Пусть будет приговор, пусть Разбоева упрячут за решетку без достаточных оснований! Для поиска таковых есть журналист Шустин. Именно мне будет дарована богом почетная обязанность предъявить миру те доказательства, о которых следствие, отправляя Разбоева в дальнее плавание по океану без берегов, не имело представления.