Александр Войнов - Бриллианты из подворотни

— Документы с тобой? — спросил у Шлихта Псих и, получив утвердительный ответ, приказал: — Давай на вокзал.— И уже обращаясь к Греку, выпалил: — Ар­кадий, мы тебя не знаем, ты нас не знаешь. За «мокруху» нам с нашим багажом дадут по пятнадцать, и я уже не освобожусь. Сгнию у «хозяина». Ты не судимый, деньги есть. Менты прихвачены. Отмажешься.

Не доезжая до вокзала, они вышли из машины и стали прощаться с бледным, протрезвевшим именинником. По­жимая на прощанье его пухлую руку, Шлихт ощутил в ней небольшой «пресс» сторублевок, перетянутый резинкой.

Аркаша, виновато посмотрев Шлихту в глаза, тороп­ливо зашептал:

— Это вам на дорожные расходы.

Взяв билеты, Шлихт с Психом на неделю уехали в Дагомыс.

А через два дня возле Аркашиного особняка остано­вилась «Волга» с грузинскими номерами. Из нее вышли три мрачных небритых грузина и, позвонив, потребова­ли хозяина.

Посадив дрожащего, как осиновый лист, Грека в ма­шину, они поехали в неизвестном направлении. По доро­ге ему никто не сказал ни слова. Аркаша сидел на заднем сиденье между двух абреков ни жив, ни мертв.

Заехав во двор областной больницы, «Волга» затор­мозила возле хирургического отделения. Сидевший за рулем угрюмый «зверь» медленно повернулся к Аркадию, молча долго на него смотрел и наконец-то промычал:

— Ти знаешь, что такое кровный месть? — И после долгой паузы добавил: — Ми за своего брата Заура всю тваю домавую книгу вирежем.

Затем обезумевшего от страха Аркадия выволокли из машины и повели в хирургическое отделение. Там в от­дельной палате забинтованный, бледный, как мел, лежал осунувшийся, похудевший Заур. Когда вошли в палату, он открыл глаза. Увидев Аркашу, он хотел резко вскочить, но, скорчившись от боли, упал на подушки. Братья бросились его успокаивать.

— Нэ трогайте его,— попросил Заур тихим голосом.— Виздоровлю, сам буду его на куски резивать. Он наш род апазорил.

Аркаша лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации. «К ментам обращаться нельзя,— думал он.— Как бы Психа не засветить». Оставался один испытан­ный способ. Нужно откупиться. Продается все. А что не продается за деньги, продается за большие деньги.

В палату стремительно вошел доктор. Это был седо­власый мужчина средних лет в безукоризненно белом ха­лате и очках в золотой оправе.

— Кто вас пустил в реанимацию? Да еще без хала­тов,— строго спросил он.— Сейчас же выйдите в кори­дор. Больной в очень тяжелом состоянии.

— Ми его браття,— обьяснил старший «зверь».— Прошу вас, доктор, сдэлайте все возможное. Ми в долгу нэ останемся. Это вам на медикамэнты.

И он протянул доктору толстую пачку сторублевок. Доктор отстранил его руку и тихо произнес:

— Не сейчас. Позже. После полного выздоровления.

При окончательном согласовании суммы откупного присутствовал Псих. Благодаря его вмешательству, сум­ма была уменьшена вдвое. Вместо запрошенного милли­она рублей «звери» получили всего пятьсот тысяч. Грек, задыхаясь от счастья, долго с благодарностью тряс Пси­ху руку...

Вечером Псих и Шлихт встретились с Зауром в рес­торане на окружной. Заур был близким другом Психа. Они несколько лет провели в одной камере во Владимир­ской крытой. Несмотря набольшую потерю крови, виду него был цветущий. Дело в том, что Шлихт в тот вечер пробил не живот Заура, а грелку с томатной пастой, ко­торая была у него за поясом под рубашкой, а ему остава­лось только придавить ее руками.

Сто тысяч дали «братьям» Заура. Это были обыкно­венные мандаринщики с базара. Десять — хирургу. Де­вяносто Псих взял в общак. А остальные триста раскину­ли на троих. По сто на брата.

«Ложный подрез» — было первое общее дело Психа и Шлихта. Сама идея «ложного подреза» принадлежит московскому жулику по кличке Япончик. Он первый при­менил ее по отношению к московским цеховикам.

Как-то поздней осенью Псих сказал Шлихту:

— Умер мой старый друг, Ираклий Тбилисский. На похороны я уже не успею. Поеду на девять дней.

Ираклий на то время был одним из самых авторитет­ных грузинских воров в законе. Хоронить его съехался весь цвет преступного мира Грузии и других республик. Как правило, похороны лидера воровского мира превра­щались в сходку, на которой решалось много текущих вопросов, делалась оценка сложившейся ситуации, а иног­да, в узком кругу, давали звание вора в законе тому, кто этого был достоин, кто до этого был на «положении вора». Если сравнивать с коммунистической партийной системой, то это были кандидаты в члены партии. «По-ложенец» пользовался такими же правами, что и вор в законе, и если в течение определенного времени не нару­шал воровских законов, то его возводили в ранг вора.