Александр Войнов - Бриллианты из подворотни

Но однажды его деятельностью заинтересовались органы, и ему пришлось стать на лыжи. В прямом и пере­носном смысле. По дороге на Большую землю его задер­жали и закрыли в СИЗО. Следователь усмотрел в его по­ведении что-то необычное и направил на судебно-меди­цинскую экспертизу. Местные эксперты не смогли установить диагноз, и Храпова направили в Москву в Ин­ститут общей и судебной психиатрии имени Сербского, который зеки называли сокращенно «серпы».

Шлихт часто беседовал с Гуру Вара Верой. Тот при­открыл ему дверь в страну под названием Йога. Гуру куль­тивировал ее новый вид, который назывался Ханса-йога. Себя он считал Ханса-воином. В его учении, кроме асан, медитаций, голоданий и очищений, укрепляющих душу и тело, входило изучение восточных единоборств, при­емы которых он знал в совершенстве.

В отличие от остальных, Гуру не «косил», то есть не симулировал душевное заболевание. Когда Шлихт начи­нал «подкашивать», он говорил:

— Полное вхождение в образ небезопасно. Не делай этого. Плыви по течению. Доверься своей судьбе. Необ­ходимо научиться оценивать последствия своих действий. Ошибочные действия вызывают необходимость возмез­дия. Чаще это происходит не сразу. Нас никто не пресле­дует за каждое наше прегрешение. И все-таки возмездие существует, потому что, совершив плохой поступок, ты создаешь нечто отрицательное, что так или иначе оказы­вается связанное с тобой. Это отрицательное может про­явиться сразу же в облике того, кто захочет тебе отомстить за былые обиды. Но, может быть, ты столкнешься с этим в будущем, совершив какую-нибудь ошибку по собствен­ной вине, станешь жертвой собственной недальновидно­сти. Не существует никакой кармической зависимости, которая учитывает наши проступки. Запись всех наших дел находится в нашем собственном разуме — нигде боль­ше. В этом и заключается ее разрушительная сила.

Шлихт отметил, что все сказанное им, может быть, и верно, но очень расплывчато и нерационально.

— Некоторые истины надо воспринимать мистичес­ким, а не рациональным путем,— ответил Гуру.— Для того, чтобы не совершать ошибок и быть в ладу с самим собой, нужно уподобиться трем символам.

Первый — это необработанный кусок дерева, к кото­рому не прикасалась ни рука человека, ни нож, ни топор. Этот кусок дерева не имеет ни размеров, ни формы. Это символ естественного состояния. Состояния, лишенного особенностей, забот и суетных мыслей.

Второй — это образ младенца, отождествляющийся с еще не запятнанной невинностью. Новорожденный не об­ладает какими-то отличиями, он не знает своего имени, не стремится ни к славе, ни к богатству. Ему неведомы понятия стыда, вины, страха или греха. Образ младенца является символом чистой безгрешности. Уподобляясь куску необработанного дерева, мы стремимся очистить себя от отметин, которые поставило на нас общество, принимая образ ребенка, мы вверяем себя Высшему Разуму и следуем за ним без колебаний, как ребенок на зов матери.

Третий символ — это вода. В трудную минуту прини­май образ воды — ведь ничто не может сравниться с ее мягкостью, которая при этом может разрушить самую твердую скалу. Если в воду попадает грязь, она оседает, а сверху все так же поблескивает чистая вода. Вода может источить камень, она затапливает города, она выдержи­вает вес громадных морских судов — все это без всяких усилий и знаний законов, управляющих обществом. Бла­годаря своей мягкости, вода может преодолеть любое препятствие. Вода всегда остается сама собой, и поэтому неизменно завершает начатое ею.

На одном из обходов присутствовал академик Лан­дау — светило советской судебной психиатрии. По слу­чаю его присутствия обход проходил в торжественной ат­мосфере. Накануне была сделана генеральная уборка по­мещения, зекам поменяли пижамы и постельное белье.

Ландау в сопровождении свиты вошел в палату. Это был худенький, седовласый старичок, чем-то напомина­ющий гриб-мухомор. Он поочередно подходил к каждо­му зеку, стоявшему навытяжку возле своей кровати, и, заглянув в историю болезни, задавал два-три вопроса. Все, затаив дыхание, ловили каждое его слово. Заведующая отделением представляла каждого зека, называя его фа­милию, статью и предполагаемый диагноз по-латыни.

Шлихту нравились обходы. Больше половины вра­чей были холеные москвички, пахнущие дорогой парфю­мерией, не старше тридцати пяти лет. И он любил наблю­дать за ними.

Когда Ландау и заведующая отделением в сопровож­дении кандидатов, доцентов и аспирантов подошли к кровати Гуру Вара Веры, тот никак не отреагировал на их присутствие. Он сидел с закрытыми глазами в позе лотоса и медитировал.