Сергей Донской - Наркомент

– Могу дать бесплатную консультацию, – вызвался я.

– Бесполезно. – Марина жалко улыбнулась. – Оставшихся денег мне на месяц хватит, от силы на два. И что потом? Опять на панель идти? Так поздно, не молоденькая уже. Игорь, – ее голос дрогнул, – не бросай меня, а? Я не смогу одна.

– Попробуй только заплакать! – предостерег я, заметив, что на глазах Марины выступили первые слезы. – Терпеть не могу сырости!

– Ладно, – быстро сказала она и приблизила ко мне лицо. – Вот смотри, я не плачу. Я все буду делать так, как ты скажешь. Только не уходи.

– Мне некуда идти, – внезапно признался я.

– Это правда?

– Правда. – Я тяжело вздохнул.

Одну и ту же ситуацию мы с ней рассматривали с противоположных точек зрения.

– Ну и не надо никуда идти! – Марина заметно оживилась. – Ты поможешь мне все распродать, и мы уедем. У меня в Германии остались знакомые, они помогут с визами.

– С твоей стороны не слишком разумно доверяться первому встречному.

– Но ты же не бандит, не убийца?

– Нет, – согласился я и добавил: – Пока.

Марина склонила голову на плечо:

– Кто же ты такой на самом деле?

– В настоящий момент никто.

– А почему?

– Ш-ш. – Я прижал палец к губам. – На сегодня хватит вопросов. Когда придет время, я сам тебе все расскажу, обещаю.

– Хорошо, согласна. Никаких вопросов. Но только при одном условии. Ты должен склонить меня к сожительству. Сам хвастался, что умеешь.

– Так ведь уже! – искренне удивился я.

Марина кокетливо улыбнулась:

– Это не считается. Речь шла о хитрости и ласке, а не о грубой мужской силе.

Кажется, она успела здорово набраться. Эти резкие перепады настроения провоцировались алкоголем, забродившим в ее крови. А у меня слипались глаза. Поэтому меня не пришлось долго уговаривать сменить кухню на спальню.

Первое, что бросилось мне в глаза, это зеркала – на всех стенах, даже на потолке. Покойный Михаил, видать, страдал сложной формой нарциссизма. Когда я освободил Марину от одежды, со всех сторон появились отражения ладно скроенной женской фигуры с коротко остриженной головой. Мне показалось, что ее забавный «ежик» светится в полумраке. Я мог видеть Марину одновременно сзади, спереди, сбоку и даже вверх ногами. Сразу несколько обнаженных блондинок, и я был готов поиметь их всех.

Когда все закончилось, я почувствовал себя таким разбитым, словно и впрямь перепробовал всех. Включая и тех двух, которые пребывали на потолке.

Прежде чем уснуть, я обвился вокруг нее, переплел руки с ее руками, а ноги – с ее ногами. На всякий случай. К любви или нежности это имело самое отдаленное отношение. Это была единственная мера предосторожности, на которую я оказался способен, прежде чем погрузился в забытье.

Когда я проснулся, в комнате было совсем темно, а сквозь щели двери пробивался электрический свет. Марина никуда не делась, преспокойно сопела в две дырочки на соседней подушке. А вот моя безмятежность моментально улетучилась, когда я услышал за дверью приглушенные звуки постороннего присутствия. Набросив на голое тело халат, я вспомнил, что он был позаимствован там же, где я оставил пистолет, – в ванной комнате. Это была непростительная беспечность.

– Марина! – прошептал я, теребя ее за плечо. – Просыпайся.

– А? Что?

– Там кто-то ходит.

Прокравшись к двери голышом, она приоткрыла ее, прислушалась и обернулась ко мне с успокаивающей улыбкой:

– Все в порядке. Это Верунчик.

– Что еще за Верунчик?

– Ну, Верка. Малолетняя стерва, Мишина младшая сестра. Когда цапается с родителями, живет здесь. А цапается она регулярно, со всеми. Характер – не приведи господь.

– И как ты ей меня представишь? – полюбопытствовал я.

– Не ее собачье дело, с кем я сплю, – отрезала Марина. – Я в монашки не записывалась. Ест, пьет за мой счет. Не нравится – пусть проваливает на все четыре стороны, скатертью дорога!.. Ой!

Восклицание было вызвано бесшумным появлением здоровенного мраморного дога, который, протиснувшись в приоткрытую дверь, вторгся на нашу территорию.

– Верка! – возмущенно завопила Марина. – Опять ты его притащила?!

Дог глухо заворчал, давая понять, что не собирается мириться с повышенными интонациями и оскорблениями в свой собачий адрес. Когда Марина потянулась за халатом, он грозно рявкнул и шагнул к ней, вынуждая ее оставаться на месте и сохранять неподвижность. А когда пошевелился я, налитые кровью глаза дога устремились на меня. Он весь так и вибрировал от едва сдерживаемой злобы. Живой рокочущий двигатель, работающий на лютой ненависти ко всем двуногим, за исключением своей хозяйки.