— Нет… — Чурилин не таясь смеялся. — Даже не представляю себе…
— Я же говорю: вы чересчур для этого интеллигентны. Но знание психологии таких, как я, вам не помешает, не правда ли? В вашей работе, я хотел сказать… А клин клином никогда не пробовали вышибать?
— Смотря в каком плане… — пожал плечами Виктор Петрович.
— В том самом… — махнул рукой Хлестов. — Мы, то есть те, кого общественность несправедливо называет ловеласами, на самом деле несчастные, больные люди! И весьма одержимые, я бы сказал. Так вот мы всегда полагаем, согласно классику, что лучшее средство от женщины — другая женщина… А Галя это превратно поняла, принимая мою гипертрофированную влюбчивость за пошлейший разврат! Может, вы сумеете ей это объяснить? Я был бы вам чрезвычайно признателен…
Чурилин незаметно взглянул на часы. Пора закругляться. Он поднялся с места, давая понять, что беседа закончена.
Хлестов поспешно вскочил, протянул руку для прощального рукопожатия. Рука была потной и вялой.
— И всё-таки, что называется, навскидку! Кто, по вашему мнению, из тех, кого вы знаете, на это способен? — спросил Чурилин, провожая гостя до двери.
Тот, изображая изумление, развел руками:
— Не смею ни о ком плохо думать! Поймите меня правильно!
* * *
Чурилин подошёл к окну. На сей раз Хлестов вышел довольно быстро. «Оглянется или нет?» — загадал Чурилин. Оглянулся. Потом сел в иномарку, где его уже ждали охранники.
…Хлестов был в приподнятом настроении. Все складывалось не так уж плохо. Утром позвонила Ирина, та самая пассия Седова. Напомнила об их прежней договоренности. Ну да, он все помнил, как можно забыть про такую женщину. Говорить ей было нелегко, все знали, что Саша Седов привел к себе в коттедж на Рублевском шоссе молоденькую проститутку и Ирина будто бы сразу дала ему отставку. Из брезгливости, как сказала она кому-то. В таких делах важно, кто это сделает первым. Кто первым выстрелит, скажем так. Седов опередил Ирину. Наверно, знал, что она вот-вот его бросит. И потому искал ей замену. И вот — нашел. Буквально первую попавшуюся. «Бог знает, где он ее откопал», — говорили общие знакомые. «Не знаю, не видел, — пожимал плечами Хлестов. — Одно знаю наверняка: на кого попало он не бросится!»
Итак, Ирина, снедаемая ущемленным самолюбием, хочет отыграться? Или все-таки попробовать себя на эстраде? Девка видная, даже чересчур. Такая, чуть обозначится успех, сразу забудет, кому и чем обязана. Только её и видели… Мы это проходили, рассуждал про себя Хлестов. Поэтому — не все сразу. Сердечные огорчения побоку, дело есть дело. Сначала — постель по полной программе. Сначала проверим ваши возможности в этой сфере общечеловеческой деятельности, потом все остальное…
Душа просто пела в этот день. К тому же вчера успел договориться с банком «Куранты» насчет кредита. Надо отдавать старые долги. Он, можно сказать, в долгах по уши, а расходы только увеличились. Одни охранники сколько стоят…
Но в банке он подал это иначе: деньги нужны для искусства. И вообще для такого благого дела, как поддержка молодых талантов. Помогло: сам председатель правления банка Киевский Наум Семенович ему посочувствовал и обещал оформить кредит послезавтра. Для нашего времени чересчур что-то стремительно, но ведь никто их не подгонял. Его дело — опередить Седова, который, по слухам, тоже пасется где-то там, возле сейфов «Курантов»…
Вот чёрт, сразу не подумал… Ведь Седов его конкурент, правильно? Как раз об этом его и расспрашивал следователь: есть ли у него конкуренты? К тому же Седов мотал срок… Был момент, ему, Хлестову, тогда до смерти стало обидно — почему все в этой жизни, особенно бабы и бабки, достается таким, как Седов? И он подал сигнал как честный коммунист: мол, не могу молчать. Не в прокуратуру, нет, всего-то в родной партком. А Седов встал в позу, отказался явиться на заседание, куда его пригласили… Формально он прав: что делать там не члену партии? (Хотя вполне мог бы прийти, послушать товарищей, пообещать исправиться… И все бы прикрыли…)
А сегодня Седов тоже собирается поощрять искусства и литературу. Плюс кино. Хотя кто сказал, что литература и кино не относятся к искусствам? Этот вопрос вчера ему задал председатель правления банка Наум Семенович Киевский, придержав над соглашением свой «паркер». Он вспомнил по этому случаю известное: из всех искусств для нас важнейшим является кино. Помните, кто это сказал? «Еще бы! — сказал Хлестов. — До сих пор мороз по коже, как вспомню…» А сам лихорадочно припоминал, кто? Наполеон или Черчилль? Хотя Бонапарт сразу отпадает. Какое могло быть при нем кино? Уж это-то он знает…
Читать дальше