Сергей Волошин - Бойцовые псы

Авторитеты заулыбались, закивали. Штатские только снова переглянулись, но ничего не сказали.

— Чурила, пожалуй, — заговорили авторитеты. — Больше некому… Из прежних только Чурила и остался… На этих, нынешних, где сядешь, там и слезешь… Разве это следователи? Вот прежде были…

— Чурила, простите, это кто? — не понял Григорий Теймуразович.

— Чурилин Виктор Петрович, — негромко сказал милицейский чин. — В прокуратуре работает. Следователь по особо важным делам. Только вряд ли там пойдут на подобное сотрудничество… С оппонентами. — Он кивнул в сторону авторитетов.

— Это я беру на себя, — махнул рукой тамада. — Ну как, всем такая кандидатура нравится?

Авторитеты снова закивали, соглашаясь, милиционеры по-прежнему молчали, блюдя субординацию.

— На нем и так много дел, — продолжал милицейский чин. — Хотя именно он расследует убийства милиционеров из сорок четвертого отделения.

— Был бы кто из наших, Чурилин давно бы нашёл, — убежденно сказал Леха.

И никто ему не возразил. А Седов снова встретился с внимательным взглядом тамады.

Балабон изрядно замерз, прежде чем дождался позднего часа, когда жена и дочь Баранова выведут, как по расписанию, гулять собаку. Отпускать дочь одну они теперь не рисковали. Он посмотрел им вслед. Наверняка пойдут за дом, где нет ветра. Это он был вынужден мерзнуть, дожидаясь…

Менты Баранова больше не охраняли: не было смысла после того, как Балабон застрелил совсем другого, про которого и думать не могли…

Балабон сделал знак Канищеву, для чего приподнял воротник куртки. Тот кивнул и начал ходить туда-сюда по детской площадке. Он должен был подстраховать на случай, если кто подозрительный войдет вслед за Балабоном в подъезд.

Оглянувшись, Балабон вошел в теплый тамбур, нажал кнопку лифта. В кабине, сняв перчатку, постарался отогреть замёрзшие пальцы, вытер тыльной стороной ладони под носом. Морозы в Москве послабее, чем на Урале, но зато сырые…

Он вышел этажом выше и осторожно спустился по лестнице. Подошел к квартире Баранова. Глазок был темным. Из-за двери доносились приглушённые звуки работающего телевизора… Счас будет тебе телевизор, мент поганый, накручивал себя Балабон. Хоть заплатят за твою шкуру всего ничего, поскольку ты, сука, не заказанный… Ещё с Канищевым придётся делиться. За то, что на стреме стоит. Заказанные теперь отойдут к братьям Мишаковым, конкурентам, можно сказать… Так сам шеф сказал. Снайперы, мол, каких мало… А чем плох был выстрел в того мента, которого выбрали для отвода глаз? Балабон его сделал, никто другой, хоть в спецназе, как эти Мишаковы, никогда не служил!

Нет, с Камориным ещё рано спорить. Если он поставил на этих близняшек, ничего другого пока не остается. Поскольку ничего не докажешь…

Балабон нажал кнопку звонка. Увидел, как осветился глазок, когда в коридоре зажгли свет. Потом глазок снова потемнел — значит, кто-то приник к нему, чтобы разглядеть гостя…

— Ну, Господи, твоя воля… — привычно пробормотал Балабон и, приставив пистолет глушителем к глазку, нажал, зажмурившись, на курок.

И тут же свет из квартиры осветил его лицо. На месте глазка была теперь неровная дыра. Он даже невольно заглянул в нее, хотя уже услышал характерный предсмертный всхлип и грузное падение мёртвого тела.

Он осторожно оглянулся… Да кто тут услышит. Небось сериалы смотрят, где убивают понарошку. А что под носом делается куда круче, по-настоящему, ни за что не поверят, пока не увидят.

Он осторожно поднялся наверх, снова сел в лифт, который покорно его ждал. Когда кабина пошла вниз, он взглянул на часы. Всего-то две минуты на всё про всё… Вот пусть братья Мишаковы, новые любимчики шефа, повторят это достижение.

Канищев тоже посмотрел на часы, когда Балабон вышел из подъезда. Они не торопясь пошли в сторону проходного двора, где их поджидала машина, и столкнулись нос к носу с женой и дочкой убитого. Те, играющие с собакой, почти не обратили внимания на двух мужчин, которые прошли мимо, о чем-то весело разговаривая. Только собака вдруг залаяла на них и стала рваться из рук хозяек, но те удержали ее, оттащив в сторону.

— Не беспокойтесь, — сказала девушка, извиняюще улыбаясь. — Он не кусается.

— Рекс, фу! — прикрикнула ее мать. — Простите. Сами не знаем, что на него нашло…

— Бывает, — сказал Канищев.

В машине они молчали всю дорогу, пока не свернули с Рязанского проспекта на Волгоградский, где жил Артикулов.