Сергей Волошин - Бойцовые псы

— Будем знакомы, — сказал Леха (как же такое со бытие — и без него, одного из крупнейших вкладчиков банка) и поднял фужер с водкой в знак приветствия, подмигнув при этом сидящему напротив грузному седовласому мужику в штатском.

— Я не закончил, — поморщился Григорий Теймуразович. — Что я собирался сказать о покойном? Это был человек, не побоюсь этого слова, из светлого будущего, хорошо понимавший необходимость единения и взаимопонимания российской общественности, раздираемого внутренними противоречиями… Ещё когда-то один мудрец провозгласил: если не можешь победить противника, то постарайся к нему присоединиться…

— Кто и к кому? — снова перебил Леха, когда-то успевший изрядно захмелеть.

— Помолчи… — Сидевший рядом Седов отодвинул от него фужер.

— Ещё одно слово, — негромко сказал сосед тамады, склонившись к Лехе через стол, — и ты, дорогой, вылетишь у меня на десять метров впереди своего визга! Тут приличные, уважаемые люди сидят, ты понял меня?

И поднял для убедительности характерную кисть каратиста — всю в мозолях и шишках — выше головы.

— Молчу, — мотнул Леха бедовой головой. — Вас понял. И ты, Альча, помолчи. Иначе взвизгнуть не успеешь.

— Кончай базар! — ощерились братки на Леху. — Человек правильно говорит. Чего нам всем делить? На одном языке разговариваем, одну и ту же кристалловскую водяру потребляем.

Одеревенелые люди в штатском непроницаемо молчали, хотя, надо думать, времени не теряли. Изучающе разглядывали своих визави. Возможно, даже жалели, что явились сюда без табельного оружия и ордеров на арест.

— Именно поэтому наш дорогой друг, который так рано ушел от нас, не довершив всего им задуманного, собрал на свои похороны столько сильных, настоящих мужчин, уважаемых людей. Беда только, что далеко не все из них, в силу сложившихся обстоятельств, смогли реализоваться так, как бы они хотели, и потому вынуждены были, в знак протеста, встать на путь борьбы с обществом, которое им в этом помешало…

Оратор закашлялся, едва преодолев последнюю фразу, а присутствующие недоуменно переглянулись — о ком это он? И о чём?

— Покойный Валера сумел найти ту точку соприкосновения, где совпадают интересы и деятелей науки и культуры, которых знает вся Россия, и тех, кого она оттолкнула. Так выпьем же за тех из нас, кто сможет поднять знамя, которое уронил наш незабвенный друг, и продолжить это благородное движение к достижению согласия…

При последних словах Григорий Теймуразович горестно вздохнул и сел, махнув рукой.

Все молча выпили, обменявшись заинтересованными взглядами.

— Здорово он это сказал, — проговорил на ухо Седову Леха. — Я только не врубился, про чего он все это.

— Про наши бабки, что они нас должны объединять, а они только разъединяют, — пожал плечами Александр Петрович. — Наверно, так.

— Ладно… — вздохнул Григорий Теймуразович, налив себе ещё полфужера. — Помянули, а теперь к делу, пока трезвые. Будем говорить прямо. Мы все, здесь присутствующие, стали объектом охоты. Убивают и тех, кто по эту сторону стола, и тех, кто по ту. А мы до сих пор так и не знаем, кто этот охотник… Начнём по порядку. На чьей территории, хотел бы я знать, убили Валеру? Кто за нее отвечает?

— Только не я, — громко сказал Леха. — У меня другой конец Москвы, чтоб было понятней. Час на метро с пересадкой.

На этот раз никто не обратил на него внимания.

— Это в каком смысле — на чьей территории? — сощурился дебелый и седовласый Лехин визави — по некоторым признакам он явно был у своих старшим.

— В самом прямом, — терпеливо сказал Григорий Теймуразович. — Для вас более правильно было бы спросить — чей участок? И вообще, хочу, чтобы меня поняли правильно. Я полагал, что хотя бы общее горе нас объединит. И полагал, что если бедный Валерочка при жизни не сумел посадить нас за общий стол, то хотя бы после его смерти мы не окажемся по разные стороны баррикады.

— Это Маркела территория, — сказал вдруг кто-то на другом конце стола. — Он за нее отвечает. Только его сегодня нет. Проводит независимое расследование. День и ночь как крот копает. Тут вообще все непонятно. Похоже, гастролёры постарались.

— Может, гастролеры и сорок четвертое отделение милиции перестреляли? — недоверчиво хмыкнул дебелый. Авторитеты переглянулись.

— Ерёма, твоя территория? Ты ж возле Выхина пасёшься?

— Может, и я, — согласился тот, кого назвали Ерёмой. — Только нам с тамошними ментами, извиняюсь, с тамошней милицией ссориться ни к чему. Мы место своё знаем.