Владимир Колычев - Я промазал, опер – нет

Я слышал, как звонко стукнулась о пол упавшая бутылка, как зацокали по кафельной плитке стеклянные осколки. Но это мне казалось недостойным внимания пустяком.

Я стянул с девушки мешающее мне платье. Она поймала его поднятыми вверх руками, швырнула в сторону. Одной рукой она обвила мою шею, другой, забросив ее за спину, провела по столу, сметая с него рюмки и тарелки. Она желала лечь, но я долго ее не отпускал.

Обнаженная девичья грудь сводила меня с ума, я рычал, как оголодавший медведь в малиннике, я жадно хватал губами сочные соски, скользил языком по нежной ложбинке, пытаясь прогнать неуступчивый кулон, жадно мял руками упругую плоть... А когда Олеся легла, обессиленно забросив руки за голову, закинул ее ноги себе на плечи...

Потом, слегка насытившись, я утащил ее в свою берлогу, в смятую постель. Кровь закипала от невыносимого желания, до предела наполняя мышцы, тело не знало усталости, безумие выплескивалось наружу, сметая прочь стыд, осторожность и благие намерения. Я не мог думать сейчас о Дарье, о тех теплых, но хрупких нитях, которые нас связывали. В конце концов я холостой мужчина, у меня нет ни перед кем обязательств, и я имею полное право погрязнуть в распутстве вместе с Олесей, сатанеющей от вакхального восторга...

Где-то на кухне раз за разом звонил телефон, но у меня просто не было сил вырвать себя из беснующегося танца. Остановить меня в тот момент могла только пуля...

Телефон я взял лишь после того, как перестал сотрясаться и биться о стену диван.

Вернувшись в комнату, обессиленно рухнул в кресло, наскоро перевел дух и только тогда раздвинул трубку мобильника.

– Да.

– Как дела? – настороженно спросила Дарья.

Закрыв глаза, я мысленно увидел ее. Глаза сощурены от внутреннего напряжения, на лице застывшая улыбка, рот страдальчески приоткрыт... Если так было на самом деле, то Дарья догадалась, что произошло между нами.

– Хорошо.

– А чего так дышишь?

– На чердак ходил, запыхался, – соврал я.

– Все в порядке?

– Да. Замки все на месте. И подвал закрыт...

– Ты и там был?

– Ну а то.

– А мы тут личность заказчика установили...

Такую новость сообщают ликующим тоном, но Дарья говорила тускло, упавшим голосом. Или результат не тот, который ожидали, или она все-таки не поверила про чердак.

– Хряпов Михаил Афанасьевич, шестьдесят четвертого года рождения, вор в короне, владелец заводов, газет, пароходов...

– В короне?

– Ну да. Был в законе, но отошел от дел, чтобы держаться подальше от классического криминала. В конце девяностых был депутатом Московской городской Думы. Законный бизнес...

Информация заслуживала внимания. Судя по досье, Хряпов как никто другой подходил на роль заказчика. Но с каждым произнесенным словом голос Дарьи темнел, как сумерки над полем проигранной битвы, над мертвыми телами надежд и обольщений.

– А что по внешности?

– Да, очень похож на фоторобот... Может, ее поздравить? Где она?

– Спит.

– С кем? – сглупила Дарья.

– С киллером, – раздраженно ответил я.

– Я серьезно, – с горечью вздохнула она.

– Серьезные ответы даются на серьезные вопросы.

– Извини... И жди, вечером буду. Или не ждешь?

– Жду, – немного подумав, ответил я.

И Дарья взяла паузу. Прежде чем нажать на кнопку «сброс» на своем телефоне.

– Вот скажи, кому какая разница, с кем я сплю? – задиристо и нервно спросил я, глянув на Олесю.

Она лежала на спине, раскинув руки, голова покоилась на высоко поднятой подушке, простыня едва прикрывала ее красивое тело. Глядя на меня, она улыбнулась одной половиной рта.

– Дарья звонила?

– Она.

– Что, догадалась?

– Ну, может быть.

– Переживаешь?

– Да нет.

– Переживаешь... Нравится она тебе.

– Кто тебе такое сказал? – вяло возмутился я.

– Не надо мне ничего говорить, я женщина – я такие вещи нюхом чую... Только я тебе нравлюсь больше...

– У тебя правда нюх, – соглашаясь, кивнул я.

– А за Дарью не переживай. Она еще свое получит.

– Не понял.

– Меня убьют, а ты с ней останешься.

– Опять ты за свое? – кисло спросил я.

Олеся не верила в свою скорую смерть, об этом можно было судить по озорному блеску в ее глазах. И на губах у нее полноценная улыбка, может, и не очень яркая, но уж точно не похоронная. Потому я и не сокрушался по этому поводу.

– Да нет, я серьезно... Если можно с кем-то после меня, то с ней...

– Дура.

– Сама знаю... Я же тебя у нее отбила. А баба она хорошая... С ней можно... А может, и нельзя. Потому что со мной ничего не случится... А если случится, то, знаешь, после того, что было, и умереть не страшно. Я думала, что это у меня в последний раз, а это у тебя, как будто у тебя больше ничего не будет... Может, и ты умереть собрался?