Яков Волчек: Карай. Сын Карая

— Карай, сидеть!

Пес послушно сел, не спуская с меня непримиримо враждебных глаз.

— На кого он лаял?

— На меня, — сконфуженно признался я.

— Он еще молодой пес, мы пользуемся каждым случаем, чтоб его подучить, — сказал милиционер, держа меня под прицелом своих внимательных черных глаз. — Может быть, вы замахнулись на него?

— Замахнулся! Мне еще жизнь не надоела.

Милиционер, наконец, отвел от меня глаза и зорко оглядел нашу стоянку.

— Вы не видели здесь человека в брезентовом костюме?

Сергей Вартанович нахмурился и сказал, что такой человек здесь недавно был, но ночью ушел, оставил одному из нас свою обувь, а чужую надел.

— Ага! — с торжеством воскликнул милиционер. — Тогда ошибки нет: Карай лаял на эти ботинки… А сам, вы говорите, надел чужую обувь? Хитро сделано! Другая обувь — другой запах. — Он прицепил к ошейнику собаки длинный поводок. — Не волнуйтесь, товарищи! Чьи ботинки унес тот человек?

— Мои, — сказал я, отстраняясь, потому что пес стал чересчур внимательно меня обнюхивать и рычать при этом. — Но вы объясните, пожалуйста, что случилось?

— Ищем одно лицо, — нехотя проговорил милиционер. И спросил, склонившись к собаке: — Найдем, Карай?

Пес отрывисто залаял. Это прозвучало как ответ: «Найдем».

— Вперед, Карай!

Собака рванулась на тропинку, милиционер побежал за ней. Минуту спустя они скрылись за выступом скалы.

Мы в недоумении смотрели друг на друга. Сергей Вартанович выпятил свои толстые губы. Это означало, что он напряженно думает. В его деятельном уме, очевидно, рождалась какая-то догадка, которая должна была нам все объяснить. Эль-Хан пыхтел и пожимал плечами, он ничего не мог понять.

— Ну, — заговорил Семен Мостовой голосом мудреца, презирающего тупость окружающих, — теперь я могу вам раскрыть профессию этого Андрея и могу объяснить, для чего ему нужны сильные руки и особенно быстрые ноги… В горах наш профессор Сергей Вартанович познакомился с жуликом, а может, этот человек еще и похуже, чем простой жулик. И профессор дал обвести себя вокруг пальца. Привел жулика сюда, к нам. Мы не обворованы только потому, что этого темного человека преследуют, и он торопился скрыться.

— Все ясно! — Профессор Малунц сконфуженно улыбнулся. — Готов нести наказание за ротозейство.

— Ничего не ясно! — враждебно сказала Ева. — И он не жулик! Пожалуйста, не говорите! Вы ничего не понимаете.

Все посмотрели на нее с удивлением. Кажется, один только я уяснил себе причину ее запальчивости.

— Вы можете разбить эту логическую схему? — холодно усмехнулся профессор Малунц.

— Могу!

— Разбейте, пожалуйста.

— Просто он не такой человек, как вы говорите.

— Очень убедительно! — Сергей Вартанович поклонился и приложил руку к груди.

— Однако, — вмешался Семен Мостовой, — последнее слово в этом споре скажет служебный Бобик. А какое это будет слово — мы никогда не узнаем…

Вот так разговаривая, мы тронулись в путь. Вспоминали, что говорил и как держался этот Андрей и как ловко он всех нас обманул.

Теперь мы шли вниз по крутой горной тропке. Проклятый рюкзак становился все тяжелее. Слева возвышалась скала, закрывающая половину неба, справа зияла пропасть — упадешь, и костей не собрать. Под нами были леса, и мы видели просеки — следы недавних лавин.

В середине дня мы вышли на более широкую дорогу. Потянулась линия телеграфных столбов. На одном из них сидел горный орел. Большая птица нахохлилась, наклонилась вперед, прикрыв круглый злой глаз голым веком.

Галина Забережная остановилась, помотала в восхищении головой и проговорила:

— Ах, Кавказ!

К вечеру на случайной машине мы добрались до маленького города — одного из центров Зангезура.

В горах нас окружала величественная тишина. Скалы такие огромные, пропасти такие глубокие, тысячелетиями там господствовало безмолвие, наши голоса словно растворялись в воздухе — они были чуть слышны. Теперь же мы попали в удивительно шумный, веселый городок. Тротуары выложены большими плитами. Вдоль тротуаров по узеньким канавкам с журчанием устремляется вода, весь город наполнен этим журчанием. Тепло, но не душно. Из глубины ночи доносятся голоса, под электрическим фонарем на перекрестке мелькнет то белое платье, то мужская соломенная шляпа. Возле своих домов на складных табуретах, а то и прямо на тротуарах сидят мужчины и играют в нарды. Игральные косточки со стуком падают на доску.

Но из всех звуков самым громким является звук песни. Репродукторы, установленные на железных столбах, разносят по всему городу песню о журавле, летящем на родину. А из всех запахов, которыми дышит город, самым могучим является запах яблок. Потому что за каждым домом есть сад и из каждого сада тянет на улицу свои ветви яблоня.