— Думаю, нам надо поговорить. С глазу на глаз.
Пэйджит взял телефонную трубку. Она спросила без предисловий:
— Как Карло?
Мгновение Пэйджит молчал. Пала тьма, ярко горели огни города, совсем как тогда, — а было это лишь прошлым вечером, перед тем ее телефонным звонком, изменившим все и вся.
— Потрясающе, — холодно ответил он. — Не только его родители снова знамениты. Когда сегодня утром он пошел в школу, на улице его поджидали репортеры. Так что одиночество ему не грозит.
Мария игнорировала его тон.
— Друзья Карло знают обо мне?
— Пока нет. Но представь себе, какая карьера ждет нашего сына. Мне, пожалуй, даже понравилось бы лицо Карло на обложке «Пипл» на фоне его свидетельства о рождении.
— Зачем ты паясничаешь?
— О, я действительно мечтаю об этом. — Взгляд Пэйджита был устремлен в окно. — Кто-то как-то сказал мне, что сарказм — спасительная замена гневу. Воспитание не позволяет мне давать волю гневу в столь трудный для тебя момент. Перефразируя то, что я говорил вчера вечером нашим друзьям-телевизионщикам, можно сказать: те, кто близко знаком с тобой, попытаются проявить к тебе такое же сострадание, как и те, кто знает тебя лишь по телепередачам.
Пэйджит скорее почувствовал, чем услышал раздраженное дыхание.
— Знаешь, Крис, ты в самом деле ублюдок.
Странно, подумал он, в ее словах до сих пор прежняя обида.
— Ты мне это уже говорила. В тот вечер, когда окончательно развеялись иллюзии, это было пятнадцать лет назад.
Мария помолчала.
— Ну, хорошо, — подвела она итог. — Извини мою назойливость и позволь мне вернуться к теме, которая меня волнует больше всего. Как Карло?
Пэйджит поймал себя на том, что смотрит на фотографию сына.
— Карло? — повторил он. — Карло в замешательстве, терзается. У него душа болит не только о тебе — о нас, о нашем прошлом, о нашем настоящем. Ему открылось многое из того, что — и ты, и я это знаем — лучше бы предать забвению.
И снова молчание. Он понял: за этим молчанием нечто, о чем Мария решила не говорить.
— Ты не поверишь мне, — наконец вымолвила она, — но, если бы я могла сделать что-то, что не позволило бы Марку Ренсому причинить нам всем такое зло — даже если бы пришлось прыгнуть с двадцать третьего этажа отеля, — я бы сделала это.
Пэйджит откинулся на спинку стула:
— Ну, потеря была бы невелика. Конечно, Карло относится к тебе с симпатией, хотя, наверное, ты считаешь, что одной симпатии мало. Да, по-видимому, и сам Карло так считает.
— Что он говорит?
— Очень мало. Но, имея дело с Карло, надо читать между строк. Вероятно, он предпочел бы, чтобы я проявлял к тебе больше сочувствия, чтобы мы вели себя как его родители, а не как два совершенно посторонних человека. — Пэйджит не отрываясь смотрел на портрет: Карло, на год моложе, улыбался из времени, которое притворялось невинным. — Думаю, хотим мы того или нет, но где-то в глубине души каждого из нас есть определенные стереотипные образы. Например, образы матери и отца.
— Да. — Голос Марии был совершенно бесстрастен. — Матери и отца. И мы снова пришли к тому же: что я или мы можем сделать сейчас для Карло.
— Это просто. Расскажи мне, что произошло.
— Лучше что-нибудь другое, не это, — спокойно ответила она.
Пэйджит ощутил приступ раздражения:
— Тогда непонятно, почему ты вообще о чем-то спрашиваешь. Прочитала где-то, что проявлять заботу — это правило хорошего тона?
По ее молчанию чувствовалось: у нее зрел резкий ответ, но она сдержала себя.
— У меня есть свои причины. И это касается только меня.
Он непроизвольно сузил глаза.
— Ну конечно. Никто никогда не вправе был касаться того, чем тебе руководствоваться в своих действиях.
Послышался короткий нервный вздох.
— Речь о нас никоим образом не идет. Я спрашиваю о Карло, не о тебе.
Пэйджит снова почувствовал приступ гнева, но справился с собой.
— Хорошо, — проговорил он. — Тогда давай притворяться. Я могу предложить только одно: хотя бы на короткое время ты должна внушить ему уверенность, что у тебя все в порядке, что ты даже, как и говорила во время своего неожиданного приезда, немного заботишься о нем.
Мария снова помолчала.
— Ты приглашал меня на обед, — сухо напомнила она. — Наверное, я приму твое приглашение. И ты, и я сможем немного полицедействовать, чтобы Карло не считал нас аддамсовой [12] Аддамс Джейн (1860–1935) — американская общественная деятельница, инициатор создания поселков с особым укладом семейной жизни, одна из основательниц Международной лиги женщин, борющихся за мир и свободу, лауреат Нобелевской премии (1931).
семьей.
Читать дальше