Они расположились в большом конференц-зале с видом на залив Сан-Франциско. Два адвоката по торцам стола, свидетель и секретарь. Терри сидела рядом с Пэйджитом, наблюдала. Документ — тот, которым он собирался изобличить свидетеля, — был последним.
— Не спешите, время у нас есть, — спокойно сказал Пэйджит.
Время, снова вспомнила Терри. За окном на залив опускались сумерки, замерцали огни — в городе и по ту сторону серой полосы воды, в Марин-Каунти. Пять часов. В шесть закроется детский сад. Это за Бэй-Бриджем, мостом через залив. Там они и живут — Ричи нравится больше в Беркли, чем в городе. Рядом с Терри — записка, принесли еще в половине пятого. У Ричи обед с нем-то из «компаньонов», попутно договорятся о сделке — что-то, связанное с программными средствами. А Терри придется заехать за Еленой.
Пока забудь об этом, приказала она себе. Учись у него, наблюдай, что и как он делает.
Все-таки ее сравнение действительно удачное: терпение у Пэйджита кошачье, и глаза, неподвижные, голубые, — кошачьи глаза. А присущее ему изящество — это от самодисциплины и тренировки. Медно-красные волосы, острый нос, аккуратные черты лица — все почти как на знаменитой фотографии шестнадцатилетней давности.
Кристофер Пэйджит сделался известным в таком возрасте, что многие предрекали ему блестящую карьеру, — фотография Пэйджита попала на обложку журнала «Тайм», когда ему было всего лишь двадцать девять.
Готовясь к собеседованию — ей предстояла работа под его руководством, — она разыскала журнал в библиотеке. На той фотографии перед конгрессом выступает молодой юрист — воплощение идеализма и риска. Любопытство вело ее от статьи к статье, она заново знакомилась с фактами, о которых слышала, но по молодости лет не запомнила.
Это было дело Уильяма Ласко, близкого друга президента, оказывавшего последнему финансовую поддержку. Пэйджиту, следователю КЭП (Комиссии по экономическим преступлениям), была поручена проверка операций Ласко с ценными бумагами. Главный свидетель — служащий Ласко — погиб от «несчастного случая», которые называют «сбил — и ходу»: наехавший на него водитель с места происшествия скрылся. Свидетель оставил записку; смысл ее был неясен и зародил в душе Пэйджита подозрение, что кто-то из КЭП сообщает преступникам о ходе расследования.
Спустя некоторое время ему удалось раскрыть коррупцию в самой КЭП, и нити, судя по всему, вели в Белый дом. Потом похитили второго свидетеля. Пэйджит продолжал упорно вести расследование, тогда попытались убить и его — он тогда уже начал постигать смысл махинаций Ласко.
Как оказалось, суть сделок была в перекачке полутора миллионов долларов в компанию самого президента. А человеком, выдававшим сведения о ходе следствия по делу Ласко, был председатель комиссии, в которой работал Пэйджит. Звали его Джек Вудс.
Терри обнаружила, что ясности — раскрыл ли Пэйджит полностью коррупцию в КЭП — никогда не было. Но благодаря ему история попала в «Вашингтон пост», и он же доложил о ней конгрессу. Был найден и вышел на передний план второй свидетель — молодая женщина-юрист, старший помощник Вудса. В результате Вудс и Ласко были приговорены к тюремному заключению, а на политической карьере президента был поставлен крест.
Автор газетной статьи желчно писал: Кристофер Пэйджит — первый из двадцатидевятилетних, кому удалось скомпрометировать президента, не прибегая к сексу. Автор был слегка уязвлен — на все просьбы дать интервью Пэйджит отвечал отказом.
Терри не помнила случая, когда бы он заговорил о деле Ласко.
Должно быть, в свое время ажиотаж вокруг всего этого был ужасный, каждый старался урвать кусочек. Терри узнала, что молодая женщина-свидетельница стала тележурналисткой. И, кажется, только Пэйджит не пожелал ничего от этого иметь. Заслужил лишь вечную ненависть сторонников президента. Она была даже сильнее, чем по отношению к женщине-свидетельнице, — ведь он посмел вмешаться в ход истории. Пэйджит покинул Вашингтон и навсегда поселился в Калифорнии.
Учредил собственную юридическую фирму, участвовать в политической жизни отказался, стал специализироваться на должностных преступлениях. В фирме к вашингтонскому периоду его жизни относились как к постыдной болезни — проявляя такт, обходили молчанием. За шесть месяцев она ничего не узнала о нем, кроме одного: это очень хороший и добросовестный специалист.
— Мы вас слушаем, мистер Джепфер, — любезно сказал Пэйджит.
Читать дальше