Ричард Паттерсон - Степень вины

Пэйджит смотрел на нее. И пусть он не мог обещать ей то, о чем она просила, возникшее оживление было ему приятно; на ее потускневшее лицо возвращалась жизнь.

— Если бы я захотел вернуться к прежней карьере, за твое дело, Мария, я взялся бы в последнюю очередь. Нельзя вести дело человека, которого знаешь.

— Это я-то человек, которого ты знаешь? — с иронией спросила она.

Пэйджит откинулся на спинку стула.

— Мне было бы очень трудно определить, — помолчав, ответил он, — что́ в твоих обстоятельствах может иметь отношение ко мне. Тебе, как и мне, превосходно известно, в силу каких причин я не могу взяться за это дело.

Мария, казалось, оценивала его решимость.

— В силу тех же самых причин, — наконец возразила она, — у тебя нет выбора.

Раздражение овладело Пэйджитом.

— Ты не можешь…

— Совсем нет выбора, — прервала она его. — Раз уж ты все так прекрасно знаешь.

В голосе ее вновь сквозила ирония:

— В конце концов, нас связывает нечто очень важное.

Усилием воли Пэйджит сохранил самообладание. Более мягким тоном уточнил:

— Карло, ты имеешь в виду.

Она отвела взгляд:

— Причину можешь выбрать любую, Крис. Ту, которая тебе больше по душе. Но только сделай это.

— Черт тебя побери, — взорвался Пэйджит. — Подумай. Подумай хотя бы раз о нем. Даже если тебя выпустят завтра, о смерти Ренсома не забудут и через месяц. И первое, о чем в подобной ситуации ты и я должны позаботиться, — оградить жизнь Карло от всего этого. Сюжетик «Мария и Крис снова вместе» на все лады будут подавать телевизионщики. Ты просишь не только сделать кое-что для тебя. Ты просишь, чтобы я поставил на кон жизнь Карло — ведь после этого мир для него станет совершенно иным.

Мария пристально посмотрела на него:

— Почему ты уверен, что я не думаю о Карло?

— Потому что ты не способна на это.

— С какой готовностью ты предполагаешь во мне самое скверное!

— Вряд ли это в силу моей природной склонности. Я, Мария, пришел к этому традиционным путем — ты приучила.

Ее взгляд стал непроницаемым — как будто она подавила в себе все чувства.

— Пусть будет по-твоему. И я, как ты всегда считал, бесчувственная сука. Заставляю тебя ввергать нашего сына в ад публичного скандала из боязни: минимум — суда, максимум — пожизненного заключения. Потому что знаю: ты все сделаешь, чтобы Карло не оказался сыном матери-убийцы.

Пэйджит посмотрел ей в глаза.

— Но почему? — мягко спросил он. — Почему ты заставляешь меня делать это? Объясни.

— Потому что знаю: ты сделаешь все, чтобы выиграть дело, все, что найдешь нужным. — В голосе было спокойствие и горечь. — Разве не каждый клиент хочет того же?

Пэйджит непроизвольно взглянул на царапины, избороздившие ее шею, и уставился в стол.

— Нет, — наконец сказал он, — за этим что-то скрывается. Мне нужно знать: что на самом деле происходит.

Несколько минут Мария молчала. Пэйджит не знал, обдумывает ли она его слова или погружена в собственные мысли. Но вот она выпрямилась и тоже посмотрела ему в глаза.

— А на самом деле происходит то, — жестко проговорила она, — что Марк Ренсом оказался извращенцем и свиньей и в момент, когда я убила его, он вполне это заслужил. Или, как я осторожно сказала полиции, — «в момент, когда пистолет выстрелил».

— Полиции, — повторил Пэйджит. — Почему ты перестала отвечать на вопросы Монка?

— Потому что я устала, почти в шоке. Потому что убила человека, пусть к тому был серьезный повод. Ты и представить себе не можешь, что за ощущение, когда еще не веришь, а уже напуган до смерти, — ничто и никогда не сравнится с этим. — Она помолчала. — Впервые в жизни я не справилась с собой, в этом вся суть. Думаю, у меня была достаточно веская причина.

— По этой причине можно было не говорить с ними вообще или, во всяком случае, сегодня вечером. Но раз уж ты начала…

— Я хотела убедить их, неужели непонятно? Хотела сразу покончить со всем — выйти из этого здания без твоей либо чьей-нибудь еще помощи. — Она остановилась, выдохнула, опустила голову. — Он своими вопросами сбил меня с толку. Я не могла точно все вспомнить, не могла уследить за ходом его мыслей. Боялась ошибиться.

— Как может правда, — спокойно спросил Пэйджит, — быть ошибкой?

— Не знаю. — Мария встряхнула головой, как бы пытаясь прояснить мысли. — Ты все воспринимаешь, как герои одного романа Кафки. Как и они, все, что сказано, сделано или не сделано, что не удалось точно вспомнить, все готов толковать превратно. Эта кассета… — Она провела по лицу пальцами. — У меня был срыв. Я просто вынуждена была прервать разговор, и это все.