Юлиан Семенов: Огарева, 6. Повести

- Он несовершеннолетний, - сказал Костенко, - так что, может быть, учтут.

- Нет, это ошибка, - повторила Людмила Аркадьевна, - несчастный мальчик, он ничего не подозревает.

- Перестань, - сказал Самсоном. - Надо было раньше думать.

- Холодный и черствый человек, - горько усмехнулась Людмила Аркадьевна, - сердце у тебя мохнатое.

- У меня, наверное, уже нет сердца, - ответил Самсонов и лег на диван. Он снова сделался зеленым, и кончики пальцев у него посинели так, будто отошли в жаре после жестокого мороза.

- Уходите же, - сказала Людмила Аркадьевна, - ему плохо.

Костенко тихо ответил:

- Я уйду, а два наших товарища у вас останутся. И к телефону я попрошу вас не подходить.

- Это произвол, - сказала Людмила Аркадьевна.

- Нет, - ответил Костенко, - это не произвол. Это засада.

В школе, где учился Ленька Самсонов, шли последние дни занятий. Росляков пришел туда во время перемены и сразу же оказался среди визга, шума и смеха. Солнце пронизывало насквозь коридоры, и в его желтых косых лучах носились белые пушинки тополей.

- Десятый «А» где? - спросил Росляков девушку, которая сидела на подоконнике с книгой, прижатой к груди.

- На пятом.

- Спасибо.

- Пожалуйста.

Росляков поднялся на пятый этаж и подошел к дверям класса. Там что-то кричали ребята, перебивая друг друга. Росляков поманил к себе парня с повязкой дежурного на рукаве, который ходил по коридору, наблюдая за порядком, и попросил:

- Леньку позови, пожалуйста.

- Какого?

- Самсонова.

- Так он же исключен.

- Почему?

- А он бульдога в класс привел.

- Ну и что?

- Ничего. Рычал. Галина Михайловна упала в обморок. Она собак боится. Леньку за гриву в учительскую, оттуда в милицию - и «арриведерчи, Рома».

- Это когда же было?

- Позавчера.

- А сейчас он где? Дома?

- Что вы!… Он до этого-то домой только спать ходил. У него предки цапаются. Мы его искали, думали, чтоб он повинился, пустил слезу, но нет нигде. Может, Лев знает.

- А это кто?

- Лев Иванович, учитель по литературе. Подпольная кличка - Лев без единого зуба.

- Почему Лев должен знать?

- А он у Льва любимчик. Стихи пишет.

- Хорошие?

- Ничего. Мне стихи бим-бом, я все больше по химии. А вы откуда сами?

- Знакомый его. Он мне трешницу должен был, велел зайти. А где его друг, тот… этот… Ну…

- Сема?

- Да.

- Сейчас позову…

Зазвенел звонок. Ребята бросились по своим классам. Из-за двери выглянул большеголовый черный парень и спросил:

- Это ты от Леньки?

- Нет. Сам его ищу, - ответил Росляков. - Он у тебя заперся?

- Да нет!… Я его обыскался - нигде нет. Он ведь псих. Ты подожди, англичанка идет, после урока поговорим.

- Ладно, - ответил Росляков и пошел к директору.

- Не может быть, - тихо сказал директор. - Когда это случилось?

- Позавчера.

- Позавчера? В какое время?

- В четыре.

- В час мы его исключили из школы.

- А в милицию его за бульдога надо было обязательно таскать?

- Это глупость. Меня здесь не было, понимаете? А завуч решила его припугнуть.

- Что, милиция в роли огородного чучела? Очень умно, а?!

- Да, да, вы правы, конечно.

- Великое преступление - бульдога привел!

- С другой стороны, не маленькое, по школьным законам.

- Закон есть один. Школьными бывают порядки.

- Да, да… Какой ужас! Талантливый парень, просто не верится… Что же делать? Где хоть он?

- Это я здесь хотел выяснить. Кто его самый большой друг?

- Он общительный мальчик. У него много товарищей.

- А Сема?

- Рывчук?

- Я не знаю. Черный, голова у него здоровая.

- Да, это он. Кажется, они дружат.

- Какой у него адрес, можно узнать?

- Сейчас.

Директор вернулся и положил перед Росляковым листик бумаги, на котором был написан адрес Рывчука.

- Да, кстати, - сказал директор, - он дружил с Тюриным. Он наш выпускник, теперь студент…

- Я позвоню, - сказал Росляков. - Вы разрешите?

- Прошу.

Росляков набрал номер и сказал:

- Слава, тут один адресок есть. Запиши, пожалуйста: Новый проспект, семь, квартира девять. Рывчук. Это его друг. И еще Тюрин, адрес надо выяснить.

Он положил трубку, вздохнул и спросил:

- А Лев Иванович ничего знать не может?

- Лев Иванович… Погодите, погодите… Вы правы… Очень может быть. Сейчас я его приглашу, у него как раз «окно».

Лев Иванович оказался стариком с бородой, совершенно беззубым, с удивительными голубыми глазами. Они у него были пронзительные и чистые, как вода. Он сел напротив Рослякова и спросил директора: