Валерий Ильичёв: Прощание с облаками

— Ладно, Полухин. У тебя, я вижу, на все ответ готов. Иди работай! Пока!

И когда Полухин уже стоял в дверях, Кулешов не удержался и сказал с раздражением:

— Не обижайся, но я бы с тобою вместе в разведку не пошел.

Полухин зло огрызнулся:

— А я, кстати, и не напрашиваюсь. У меня и своих дел хватает.

Дверь с грохотом закрылась, и Кулешов подумал: «Вот сволочь поганая! Но придраться не к чему. С кем только не приходится работать. Надо предупредить ребят из местного угрозыска, кто рядом с ними землю топчет».

И Кулешов раздраженно хлопнул по столу рукою, вымещая бессилие.

Мотив этой старой песенки назойливо крутился в голове Смелкова во время сбивчивого рассказа этого странного посетителя. Да и что требовать от человека, проведшего трое суток в изоляторе временного содержания, да ещё по обвинению в убийстве. Выпущенный утром из-за недостатка доказательств вины Комов по совету друзей решил обратиться к услугам частного детектива. И теперь из его рассказа перед Смелковым складывалась следующая картина событий.

Первой любовью Комова, просветившей его в вопросах плотских наслаждений, была женщина старше сорока лет. Это и определило странности его сексуальных притязаний, направленных на обладание женщинами намного старше его. После службы в армии он, уступая требованиям матери, женился на своей ровеснице, но жизнь с самого начала не заладилась и через два года они разошлись ко взаимному удовлетворению.

После развода время от времени у него возникали недолговечные романы с женщинами предпенсионного возраста, заканчивающиеся, как он считал, по вине подруг. Но с годами он начал понимать, что каждый раз, пресытившись начинающим увядать телом очередной партнерши, просто находил удобный предлог для ссоры. К сорока годам любовный пыл Комова несколько поутих, но, вопреки предсказаниям друзей, его не потянуло к молодым девушкам, и он предпочитал сближение с почтенными дамами.

Эти отношения для него не были обременительными. Он никогда не опускался до перехода на содержание своих любовниц, но само тихое обожание его персоны и боязнь разрыва отношений льстили самолюбию Комова.

Последняя его связь и привела к трагической развязке. В середине мая он после плавания в бассейне «Москва» решил пройтись по Гоголевскому бульвару. День был теплым и он присел на скамейку отдохнуть. Наблюдая за играющими неподалеку детьми, Комов не сразу заметил опустившуюся на скамейку рядом с ним пожилую женщину. Заметив направление его взгляда, она заговорила первой: «Я тоже люблю наблюдать за детьми. Они ведь великолепные актеры и могут в течение дня переиграть десятки ролей: сыграть свадьбу, „родить“ детей, изобразить в лицах семейную жизнь, быть попеременно дочкой и матерью, заболеть и стать доктором, с легкостью построить дом и с такой же легкостью его разрушить. И все это неподдельно вживаясь в роль и полностью перевоплощаясь. Смотря на них, невольно начинаешь верить в теорию, что человек рождается, живет и умирает, а затем возвращается на землю в другой телесной оболочке и вновь проходит тот же цикл, в чем-то становится лучше, а в чем-то хуже. А заложенная в подсознании память о прежней прожитой жизни позволяет детям заново проживать в своих играх взрослое состояние».

Начало разговора было интересным а Комова всегда привлекали в его почтенных подругах острый ум и оригинальность мышления. Так случилось и на этот раз: через час он уже не замечал физического увядания этой женщины. Блестящая рассказчица, много повидавшая за долгие годы актерства и путешествий с мужем-археологом, она была великолепно образована и начитана. И втайне считавший себя эрудитом Комов вскоре почувствовал слабость своих познаний. Увлеченный острым умом своей собеседницы, он не скрывал проснувшегося к ней интереса. Польщенная столь неприкрытым вниманием этого молодого, интересного мужчины, она пригласила его на чашку чая. Он, не раздумывая, согласился.

Все в этот первый вечер их знакомства казалось ему необычным: и старинный особняк в узком переулке недалеко от Арбата, и старые каменные ступени, выщербленные временем и людским варварством, и ни на что не похожий запах старины, словно хранящий дух людей, которые здесь рождались, жили и умирали, становясь невольными свидетелями грандиозных событий, революций и войн.

Они поднялись на второй этаж и вошли в когда-то большую квартиру, превратившуюся после революции в коммунальную, заселенную многодетными семьями. Но теперь жильцы разъехались, большинство комнат было опечатано и фактически Нина Ивановна осталась единственной полновластной хозяйкой огромной комнаты и не менее просторной кухни.