Валерий Ильичёв: Прощание с облаками

Теперь медлить нельзя! Быстро перебирая руками, сползаю по стволу вниз. Перчатки рвутся, но предохраняют ладони от шершавой, как наждак, коры дерева. Прыжком преодолеваюоставшееся до земли расстояние и сталкиваюсь лицом к лицу с двумя подростками. На вид им лет 16–17, И послала же их судьба лазать с фонарем по заросшему пустынному парку.: Чего они там искали? Свет больше ударяет по глазам. Резко; отпрыгнув в сторону, почти наугад я резким броском впиваю нож в переносицу парня, держащего фонарь. Второй, испуганно взвизгнув, стремглав бросается дальше от страшного места. Удобнее переместив за спиной спортивную сумку, я начинаю преследование. Как и «Мефистофелю», мне нельзя оставлять живых свидетелей. Эта мысль придает мне силы. Белая рубашка парня помогает не потерять его в темноте. Улучив момент, с силой мечу нож. Ну и везет же этому сосунку! Споткнувшись, он падает, и нож пролетает мимо.

Больше мне промахиваться нельзя: в руке остался последний нож. Расстояние между нами быстро сокращается. Упав, он повредил ногу, и я его постепенно настигаю. Он оборачивается и падает на колени: «Дяденька, не убивай!» Я ещё никогда не ликвидировал человека вот так, лицом к лицу. До чего же отвратительно чувствуешь себя, когда видишь рядом полные мольбы глаза человека, знающего, что его ждет, а ты не можешь ему ничем помочь: живых свидетелей оставлять нельзя. Мне даже не приходится демонстрировать свое искусство. Перехватив нож поудобнее, как обычный мясник, вонзаю нож прямо в сердце. Хорошее знание анатомии выручает, и парень не издает даже малейшего стона. Все кончено, и я бегу подальше от этого места, нагибаясь на ходу и вытирая ладони о густую траву запущенных газонов. До чего же противно убивать вот так — контактным способом.

Через боковую аллею я спешу выбраться из парка, и пробираясь узкими наклонными улочками, стараюсь убраться подальше. Снизу слышу натужный шум мотора и вижу огни медленно вползающего вверх с широкой магистрали грузовика. Это очень кстати. Выбираю затемненное место у забора с правой стороны по ходу автомашины. В нужный момент бросаюсь вперед, цепляясь за борт, подтягиваюсь и заглядываю в кузов. Мне везет: там никого, лишь одни большие деревянные ящики. Влезаю и ложусь между ними.

Но я рано радуюсь. Попетляв по улицам всего полчаса, грузовик останавливается возле одноэтажного небольшого домика, из которого вышла женщина. Обрадованная сообщением водителя о предстоящей ночевке, она помогает ему перенести в дом свертки из кабины. В кузов они не заглядывают. Так что ночлег в грузовике мне обеспечен, а утром я покину город и пусть Касым встречает меня у поезда.

Я кладу под голову сумку _и приятно ощущаю щекой толстый сверток с деньгами, хотя, конечно, здорово продешевил: за четыре трупа этого мало. Ну да ладно, главное самому в живых остаться.

В доме у гостеприимной хозяйки гаснет свет, и можно только позавидовать удачливому водителю грузовика, приютившего меня. Наверху, прямо надо мной, на южном небе светят яркие звезды, и кажется, что они совсем рядом.

Я не могу сразу уснуть. С открытыми глазами этого не сделаешь, а стоит их прикрыть, как передо мной возникает тот самый четвертый убитый мною парень. Усилием воли я все-таки заставляю себя смотреть в его полные мольбы глаза. Внезапно он начинает меняться в размерах, растет, растет и становится огромным, гораздо выше меня, хотя и продолжает стоять на коленях. И уже не просит тихо, а угрожающе кричит: «Дяденька, не убивай!»

Я просыпаюсь. Уже светает. Значит, все-таки удалось поспать. Лежа, сладко потягиваюсь и замираю с вытянутыми за голову руками. Светлеющее небо заслоняет высокая фигура Касыма. Я неотрывно смотрю на дуло пистолета, наставленного мне прямо в лицо. Почему он медлит? И словно читая мои мысли, Касым тоненьким голосом с сильным акцентом поясняет: «Хозяин просил передать, что его провести невозможно. В одну из пачек денег мы вмонтировали „радиомаячок“, и ты был у нас постоянно на пеленге».

«Ну и дурак же я», — запоздало мелькает в голове. И сопротивляться нет возможности: нож далеко в кармане, а руки вытянуты.

Заметив мою попытку чуть двинуть кистью, Касым миролюбиво говорит: «Не дури! Хозяин ещё велел сказать, что ты хороший специалист и убивать тебя жаль. Но он сам в трудном положении, И никак нельзя оставлять в живых хоть одного свидетеля».

Меня охватывает страстное желание жить. Еще мгновение, и я как тот — четвертый парень, встану на колени и жалко попрошу: «Дяденька, не убивай!» На миг передо мной вновь возникают страдальческие, полные мольбы глаза, и я, сдержав себя, покорно отказываюсь от пусть призрачной, но ведь последней, попытки выпросить жизнь.