Владимир Колычев - Выстрел, который снес крышу

Наконец-то и он смог привлечь к себе внимание, но Архипова глянула на Рому без злости. Дудник был для нее пациентом, и взятки с него гладки.

– Отведешь Романа Васильевича в палату, – распорядилась она.

И когда Дудника увели, заняла его место рядом с Павлом.

– Решил возглавить сообщество пинкертонов? – с незлобной иронией спросила она, глядя куда-то перед собой.

Руки в карманах халата, плечи приподняты, на лице выражение легкой, но усталости.

– Ничего я не решал, – робко отозвался Торопов.

Уж очень ему не хотелось попасть в опалу.

– А что возле склада с Дудником делал?

– Так просто…

– А я думала, ты на поправку пошел, а у тебя все просто, – с упреком сказала врач. – Все просто, как у дурака.

– Я не дурак, – мотнул головой Павел. – И не все просто. Я думал, это Маша…

Спохватившись, он прикусил язык, но было уже поздно. Не должен он был говорить про Машу, чтобы не выдать себя, но проболтался.

– Ты видел Машу?

– Мне показалось, что это Маша. Она среди деревьев мелькала. Я думал, она меня зовет…

– И ты пошел?

– Да.

– И это было не во сне?

– Я думал, что это во сне. Я спал после обеда, еще бы спать и спать, а мы гулять. В общем, спросонья померещилось…

– Но ты воспринял ее всерьез, если пошел за ней… Как часто она к тебе приходит?

– Да не часто… Совсем не приходит.

– Хочешь сказать, что ты совсем здоров?

– Нет… Не знаю… – замялся Павел.

– Плохо, Торопов. Ты пытаешься скрыть от меня свою болезнь, а она тем временем прогрессирует… Часто ты общаешься со своей женой?

Вопрос ее прозвучал так хлестко, что Павел невольно вздрогнул.

– Общаюсь?.. Ну, иногда…

– Она приходит к тебе во сне или наяву?

– Когда как.

– Почему я ничего не знаю? Мы же договаривались, что ты будешь сообщать мне обо всем.

– Ну… Я…

– Что – ты? Считаешь себя здоровым и пытаешься искать своего клоуна?

– Нет, не пытаюсь…

– Что ты делал возле склада?

– Ничего…

– Но ты же был там?

– Был. Меня Дудник туда привел.

– Опять мафию искали?

– Какую мафию?

– А то ты не знаешь, – иронично скривила доктор губы. – Дудник считает меня крестной матерью мафии. Или что-то в этом роде.

– Дудник – это диагноз. Я ему не верю… Он сказал, что у вас разврат здесь процветает. Говорил, что врач Косынцев молодых и красивых пациенток совращает. Наркотики, секс, все такое. А Косынцев с какой-то женщиной был. Не самая молодая женщина, в теле…

Торопов осекся, осознав, как низко он пал. Возможно, Илья Макарович хранит свой роман с кладовщицей в тайне, а он раскрывает его, как последний доносчик. И виной всему страх перед Эльвирой Тимофеевной, отсюда и постыдное желание выслужиться перед ней, чтобы она отменила свой диагноз-приговор.

– Ну, и чего ты замолчал? – подстегнула она собеседника.

– Да так… Это их личное дело. Ничего не было, ничего не видел…

– Это называется раздвоением сознания. То видел, то не видел…

Торопов тоскливо вздохнул. Только раздвоения сознания ему не хватало. Как бы медикаментозное лечение не назначили.

– Видел. Все видел, – мотнул он головой. – Косынцев был с женщиной…

Увы, но страх перед Эльвирой Тимофеевной оказался сильнее моральных принципов.

– И чем они занимались?

– Просто лежали… Ну, уже после того…

– После чего?

– Вы должны понимать, – замялся он.

– А если не понимаю?

– Ну, секс у них был. Я так думаю.

– А кто с ним был? Может, я?

– Я что, ненормальный? Я же сказал, что женщина была немолодая уже, – соврал он. – И в теле. Старая, значит, и толстая. А вы молодая. Очень стройная… И я бы даже сказал, красивая…

– Вот только льстить мне вовсе не обязательно!

В ее голосе можно было угадать кокетливые нотки, но гораздо больше в нем было раздражения. И на Торопова она посмотрела с недовольством. Но этим взглядом психиатр обращалась к нему пусть как к проштрафившемуся, но мужчине. Казалось, на какие-то мгновения она забыла, что имеет дело с душевнобольным.

– Я не льщу, – мотнул головой Павел. – Вы, может быть, уже в возрасте, но я вам точно скажу, не каждая молодая красотка сравнится с вами…

Эльвира Тимофеевна действительно была хороша собой, но все-таки лести в словах Торопова было больше, чем подлинного восхищения. Ему нравилась эта удивительная женщина, но еще больше он боялся ее. И готов был угождать ей, чтобы по ее врачебной воле не превратиться в растение.

– Увы, но я не могу сравниться с твоей женой, – сказала женщина с жеманно-ироничным сожалением в голосе.