Петр Северцев - Ариозо хакера

Кухонная дверь отворилась, и мою начавшуюся было хандру в зародыше подавил Андрюха.

— Пойдем, махнем по жбану, пока мясо готовится, — промолвил он, переоблачаясь из делового костюма в домашний, состоявший из одних тренировочных штанов.

— Пойдем. — Я поднялся с дивана, восхищенно глядя на могучий торс хозяина. — Андрей, ты ведь здоровый лось и так, куда ты еще гирями накачиваешься? Что ты с собой делаешь?

— Не знаю, — придирчиво оценивая свой внушительный бицепс, ответил великий князь Андрей. — Пока не решил.

На кухне процесс шел полным ходом: печенье пеклось, мясо жарилось.

— Подождали бы немного, что ж без закуски, — спросила Валя, вытирая руки полотенцем.

— Благородные доны мучимы жаждой, — сурово возвестил Рюрикович. — Опять же, нам с Валерой к трудностям не привыкать. Помнишь, — обратился он ко мне, — какая летом жизнь была тяжелая? Хлеба не было. Икру мазали прямо на колбасу!

Валя рассмеялась и подсела к нам. Андрей уже разливал пенный напиток по маленьким стеклянным кружкам.

Выпили первую, немного погодя — вторую. Мясу еще оставалось около часа до готовности, печенью — полчаса. Андрей предложил:

— Пойдем, Баха сыграю. Или Бултыха…

И он сыграл нам «Чакону» Баха из сюиты ре минор для скрипки соло в переложении Сеговии для гитары. Дальше прозвучал этюд Джулиани, потом — романс «Дремлют плакучие ивы» в обработке Сергея Орехова, потом — собственная рюриковская стилизация под нечто латиноамериканское…

А потом Валя спохватилась: «Печенье!» — и юркнула на кухню.

— Валера, — спросил вдруг Андрей, машинально перебирая струны, — у тебя какие-то сложности?

— Раз на постой прошусь… Ты в гитарных кругах еще вращаешься?

— Эпизодически. А что?

— Убили Стаса Судакова. Слышал о таком?

— Нет.

— Он организовывал концерт Паваротти.

— А-а… Большие бабульки. Знаешь, кто заведует выпуском юбилейных плакатов?

— Неужто сам губернатор?

— Сынуля. Он же и по торжествам рулит. Наши ребята из охраны веселые ходят: говорят, бандиты притихли, все к празднику готовятся. Ватрушки делят.

«Ну, положим, не все еще гоблины занялись ватрушками», — подумал я, вспомнив сегодняшнюю увеселительную поездку на «ауди». Однако в эту минуту Валя крикнула из кухни:

— Эй, солист! Ты мясо солил?

— Ба-лин! — вскочил благородный дон Андрей и вихрем умчался на кухню…

…Через полчаса, отрываясь от неподражаемого мяса в пиве, мы уже внимали очередному андреевскому тосту:

— Пусть успешно пройдет юбилей и пусть нашу вице-столицу поскорей переименуют из Малых Говнищ в Большие Говнищи!

…Еще через полчаса над столом, в исполнении дуэта благородных донов, колыхалось раздольное:

…Спал я сладко.

Пива хватило с избытком.

— А меня прокатить не желаешь? — улыбнулась Ирина.

— Легко, — я улыбнулся в ответ. — Только зайдем ко мне, машина там.

— Ты еще не переехал?

— А зачем? Самый центр, но тихо. Привык…

Мы шли не спеша и весело болтали: о родителях Ирины, по полгода живущих на даче, о ее братце, мучимом стервой женой и занудой тещей, о лучшем в мире коте Джоне… «Вот он, комплекс старой девы», — подумал я, когда разговор зашел о коте-иностранце. Впрочем, кажется, мужененавистницей Портнова не стала — редчайший случай! Я вспомнил, как однажды, лет десять назад, в одной компании заново влюбился в Ирину, когда она играла на гитаре ту знаменитую песню из «Жестокого романса»…

Нет, Ира, хоть и не замужем, но старой девой ее не назовешь, решил я. Это — женщина: цветущая, невыразимо притягательная. Я уже чувствовал, что оказываюсь во власти ее колдовских насмешливых карих глаз… Первая любовь, дубль третий?!

На подступах к своему жилищу я незаметно для своей спутницы проверился. На улице все было спокойно.

А во дворе несли вахту наши старушки.

— Вот и моя колымага, — сказал я, когда мы подошли к верной «жигулюшке».

— Да… это была она, — отозвалась Ира.

— А ты разве помнишь? — удивился я.

— Я все помню, — значительно заметила она, блеснув глазами.