Татьяна Степанова - Душа-потемки

Он взялся за трос, чтобы снова спуститься вниз, к кладу.

– Как же ты выберешься, там же ворота?

Ей так не хотелось… было безумно жаль, что он уходит, исчезает вот так – спускаясь в подземелье, точно в могилу.

– За меня не волнуйся… Прощай, пани Катарина… Точно не передумаешь?

– Нет, Марк. Так, как ты хочешь, я не могу.

– Прощай… А впрочем, не знаю, может, и пока… Если все же книжку сварганю… пришлю на отзыв… И гранатовый браслет за мной… подарок с Каймановых островов!

Это донеслось уже снизу, из подземного бокса. Дальше Катя уже не расслышала.

Они с Василисой вышли на воздух. Над заводскими корпусами брезжил рассвет.

– Я такую тачку не умею водить, – Катя нажала первую кнопку на пульте, открывая двери шеинского «Мерседеса».

Опять открывая все закрытые двери…

– Я умею, я сяду за руль. И знаешь, давай теперь на «ты», всегда на «ты». – Василиса Краузе вытерла тыльной стороной ладони лицо – грязное, все в пятнах пыли и разводах от слез. – Ты меня спасла от смерти. Я у тебя в неоплатном долгу.

Мощный мотор тихо зарокотал, и «Мерседес», плавно развернувшись, взял курс на Никитский переулок, увозя их двоих… троих…

В это утро жара в Москве кончилась, пришли проливные дожди.

Среди дождей и высокой влажности почти тропического лета…

Под зонтами, шлепая по лужам…

Слушая ночами, как тяжелые капли барабанят по стеклам…

По мокрой листве и глянцевому асфальту…

С трудом вспоминая ту, прежнюю жару, сейчас представлявшуюся мифом…

Тайны подземелья…

Страх ночи…

И свои приключения…

Они все вместе двигались вперед.

Катя, Гущин, Елистратов и она…

Еву Комаровскую держали в следственном изоляторе Петровки, 38. В одиночной камере, и надзиратель каждое утро и каждую ночь открывал крохотную форточку в узком окне под самым потолком, забранным решеткой и сеткой.

Свежий воздух и вопросы, вопросы, допросы, допросы…

Катя… Она ездила на Петровку, 38, конечно же, ее вызывали, и несколько раз Катю сопровождал сам начальник областного уголовного розыска полковник Гущин.

– Это чтоб ты не очень зазнавалась, – бурчал он в машине. – На Петровке и так ребята про тебя спрашивают, я уж замучился отвечать. Взяла в одиночку такую… даже и не знаю, как эту Комаровскую назвать… Личное задержание, так всем и отвечаю, а они с вопросами лезут – опера в основном, – замужем ты или нет, интересуются.

В этот раз ей позвонил Елистратов и попросил приехать. И Катя отправилась на Петровку в МУР одна.

– Она хочет вас видеть, – сказал Елистратов после обычных приветствий. – Настаивает на личной встрече с вами.

– Она виделась с Феликсом? – спросила Катя.

– На очной ставке.

Елистратов умолк на секунду, словно подбирая слова…

А Катя вспомнила, как две недели назад вот тут же в кабинете он положил перед ней на стол фотографию, и Катя сначала на ней никого не узнала – две девочки лет тринадцати и четырнадцати, явно сестры – в болоньевых куртках с капюшонами и высокий светловолосый парень… чем-то неуловимо похожий на Феликса, только намного красивее – ясноглазый, мускулистый, с ямкой на подбородке. Он выглядел намного старше девчонок-школьниц, улыбавшихся в объектив фотоаппарата. Все трое стояли на каком-то мосту – кирпичном, полуразвалившемся, перекинутом через узкий канал в каком-то парке.

– Сестры Комаровские – Ева и Кристина, Кристина-старшая, мать Феликса, она сейчас в Канаде замужем… А это вот и есть Матвей Маньковский, – Елистратов закрыл пальцем лицо парня на фото. – Снимок этот Феликс нашел под обложкой семейного альбома… Уже не знаю – до того звонка тебе или после… Утверждает, что это место… его могилу… он отыскал при помощи ясновидения… Не знаем, что и думать… Экстрасенс – свидетель… Проще нам в протоколе записать, что он узнал это место по этой вот фотографии, которую сам же нам и отдал. Так суду понятнее и хлопот меньше. Это ж Царицыно… парк, пруды, правда, там сейчас дворец-новодел, но то место сохранилось таким, как и тридцать лет назад.

А потом был дождливый день, и они приехали в Царицынский парк – оперативные машины МУРа, эксперты-криминалисты, следователь прокуратуры и она… Ева Комаровская… Уже для проведения следственного эксперимента.

Дождь лил как из ведра, и территория парка опустела, а они шли под зонтами – мимо помпезного дворца, выстроенного на месте старого пепелища, мимо прудов с черными лебедями, по кирпичному мосту, мимо каналов, вековых лип, зарослей кустарника, беседок, строительного мусора, еще не везде убранного, бетонных труб, что укладывали в старом парке, ремонтируя дренажную систему, мимо поляны возле главной аллеи, где когда-то была танцплощадка и куда стекалась вся праздная молодежь.