Джереми Камерон: Убили Винни

В общем, выбор: либо съезжать в Глазго прямо сейчас, либо что-то с ними решать. При таком раскладе надо было кого-то искать, одному неприкольно.

Это все наш священник придумал. Сидел я у него как-то на исповеди, о грехах моих толковали, и вдруг он говорит: а ты не хочешь это все записать? Вроде мемуаров. Это будет даже немного на Библию похоже, потому что там тоже все грешили.

Только проблема в том, что я Библию в глаза не видел. Я все больше Джеймса Герберта [2] Джеймс Герберт — ветеринар, автор книг о животных. читал.

Исповедь — ценная вещь, потому что тебя тогда из камеры выпускают. Правда, викарий у нас не католик, и я вообще-то тоже, но я к нему все равно потрепаться хожу по воскресеньям. Если хорошо покаешься, еще и чаю получишь.

По воскресеньям у нас народ в часовню ломится как сумасшедший: делать-то больше нечего, максимум вечером фильм покажут. Из часовни, если что, и бежать удобней. Еще можно подать заявку на беседу со священником, потому что в воскресенье, кроме него, никуда не выпускают. Короче говоря, решил я по воскресеньям на исповедь записаться. Правда, тут надо хоть немного в духовных делах разбираться. Но викарий мужик нормальный, понимает, что мы, в общем, так — несерьезно. Иногда даже дает по телефону позвонить, если у тебя духовные проблемы серьезные.

Между прочим, в тюрьме лучшая работа — при часовне. Даже лучше, чем на посту или в библиотеке. Ходи себе куда хочешь, никто тебе слова не скажет. Главное — иди так, как будто на службу, и все. Правда, тут уже надо в Бога верить по-настоящему. В часовню, на исповедь — можно и так, а чтобы помощником — нужно правда верить.

Короче говоря, сидели мы с ним в воскресенье ближе к вечеру, разговоры умные вели, я ему в двух квартирных сознался — так, без красот, чтобы зря человека не пугать. Потом я с ним специально о футболе заговорил, чтобы он мог показать, что тоже в жизни понимает. Потом опять про грехи — хотел еще чашку чаю заработать. Собрался уже за занавесочку идти каяться, и тут он говорит: «А ты не хочешь это все записать?»

Я: «Зачем это? В стенгазету, что ли? Или на этом можно будет потом денег наварить, если я завяжу?»

А он: «Ну, конечно, сначала я должен буду посмотреть… Важно ведь, чтобы это было полезно для читателей».

Я было отнекиваться: еще бы! Если он про все мои подвиги узнает — никаких мне больше часовен по воскресеньям, буду как невоспитуемый все утро в камере париться. Я такой: «Ну-у, не знаю даже, вы ведь прочитаете — расстроитесь. Мне еще подумать надо». Он мне говорит: «Подумай».

Он мне дал Библию почитать, чтобы я идею понял. Я там неприличные места полистал — ничего. Лихо он меня, однако, в оборот взял. Дальше, надо думать, в Открытый университет [3] Открытый университет — организует курс лекций для заочного обучения по радио и телевидению Би-би-си, рассылает письменные задания по почте, проводит практические занятия в специальных районных центрах и курс лекций на местах в летнее время; вступительных экзаменов нет; по окончании обучения выдается соответствующий диплом. поступать будем.

Ну вот, все хорошо, я уже было писать начал, и тут они ко мне Зеркальщика подсадили!

Клиент, конечно, — таких поискать.

Лет под тридцать уже, худющий, стрижка какая-то кривая: с одной стороны длинней, с другой короче — все время кажется, что он куда-то в сторону наклоняется. Запускают его в камеру, а он прямо светится весь, как будто премию получил. Я его спрашиваю: за что, мол? На всякий случай: мало ли, вдруг карася подсадили. Он заулыбался, головой затряс, захихикал:

— За зеркала опять. Боковые.

— Зеркала?

— Ага! Пять штук — в хлам. «Ауди», два «Эскорта», «Нова» и БМВ один. Блин, круто! Потом копа привел — показал.

— О как…

— Ага! Две недели дали.

— За зеркала — две?

— Ага! — Главное, гордый такой.

— Ты злостный, что ли?

— За два года — тридцать две сидки. Иногда еще дворники ломаю, тогда четыре недели дают.

Короче, выяснилось, что он южней Брама во всех машинах зеркала покрушил. Такой вот полуночный ковбой. У него даже хаты своей не было, ночевать было негде. Ни денег — ничего, только зеркала бомбить. Он бы мог в принципе уже деньги с водителей собирать, но у него цель жизни была такая — сесть.

Ему за хорошее поведение полагалось в субботу выходить, но в субботу никого не выпускают, поэтому решили в пятницу. А ему неохота все выходные на воле прохлаждаться. Он подумал-подумал и решил себе нарушение режима устроить. В четверг стоим мы в очереди за завтраком, вдруг он — раз через прилавок и к овсянке. Хотел котел поднять, а тот здоровый. Повалился он под ним на колени и всю овсянку на себя вывернул. Между прочим, если бы горячая, концы бы мог отдать запросто. Повезло ему, что эта дрянь, как всегда, чуть теплая была — в ней скорей застынешь, как в цементе. Тут же его подхватили, под душ и в больничку: а то это добро, может, дрелью сбивать придется.