Владимир Константинов - Жестокие игры

Впервые интересы Потаева и Сосновского столнулись в борьбе за Северский алюминиевый гигант, где хозяйничали люди Сосновского — братья Вороновы. С помощью Северского губернатора и местных коммерсантов, Потаеву удалось выдворить Вороновых из Северска, а во главе дела поставить своего человека — Станислава Мамина. Зная мстительность Сосновского и его влияние на самого президента, Потаеву пришлось пойти на компромисс и уступить этому грязному дельцу одну из своих нефтяных фирм. Однако определенная напряженность в их отношениях осталась. О том, кто именно расстроил многомиллиардную сделку с кампанией «Боинг», Сосновский очень скоро узнает и тогда... И тогда со всей очевидностью встанет вопрос — кто кого? Потаев был готов к этой борьбе и уже предпринял кое-какие меры. Ему было известно, что именно Сосновский стоит за созданием подпольного Высшего экономического совета страны, о чем не догадывались даже многие его члены. Все делалось по-иезуитски хитро и преподносилось в красивой ара-патриотической обертке. Более того, от этих новоявленных ура-патриотов, вознамерившихся прекратить отток капиталов и вернуть их в Россию, больше всех доставалось именно Сосновскому, как ставленнику Запада. Капиталы этих болванов объединялись на борьбу с сосновскими, а фактически помогали им захватить власть в стране и стать безрадельными правителями. Вот такая интересная получалась арифметика.

Необходимо было раскрыть глаза некоторым бизнесменам и политикам на истинное положение вещей и объеденить усилия в борьбе с сосновскими. Борьба предстояла нешуточная, но иначе нельзя. Иначе очень скоро Россия распадется на удельные княжества, превратится в сырьевой придаток Запада и мировую свалку отходов, а народ будет обречен на вымирание.

Во всей этой истории Потаеву было искренне жаль этого молодого человека Максима Снегирева, так как был уверен, что Сосновский очень скоро его вычислит. И тогда... Тогда его участь будет предопределена. Н-да. Петру Эдуардовичу понравился этот веселый и находчивый парень. За его поступком стояло не одно лишь желание разбогатеть любой ценой, а что-то еще.

От размышлений Потаева оторвал голос референта, сообщившего, что его хочет видеть какой-то Снегирев, как говорит — по очень важному и срочному делу.

«Легок на помине», — подумал Петр Эдуардович и сказал:

— Пропусти.

Едва он успел это произнести, как в кабинете появился улыбающийся Снегирев и, поздоровавшись, прошел к столу и сел в кресло. Под левым глазом у него красовался небольшой синяк, на правой скуле свежая царапина. «Неужели на него уже вышел Сосновский? — подумал Потаев. — Возможно, именно это и явилось причиной появления Снегирева в офисе?»

— А что у вас с лицом, Максим Казимирович? — спросил Потаев.

— Это, Петр Эдуардович, следы, так сказать, моих раздумий над несовершенством окружающей нас действительности. Я, как агнус дэн кви толлис пэкката мунди (агнец божий, искупающий грехи мира). Видно, такова моя алеа (судьба) — нести сей тяжкий крест до конца дней своих.

Потаев невольно усмехнулся. Экий он, право, болтун. Но за всем фразерством и позерством этого парня, просматривались основательность и надежность. Как сказал бы институтский приятель Потаева казах Тамир Канакбаев — «наш парень».

— А нельзя ли попроще, Максим Казимирович?

— Попроще — будет слишком грубо и неинтересно.

— И все же?

— Не далее, как вчера, я имел несчастье встретить на своем жизненном пути друзей Виктора Ильича Сосновского — этого «досточтимого» и «уважаемого» в народе джентльмена, этого Автомедона новой России, прущего ее-матушку незнамо куда. Это, как у Николая Васильевича, помните? «Эх, тройка! Птица-тройка! Куда несешься ты? Дай ответ? Не дает ответа». Так вот, друзья олигарха возжелали составить со мной приватный разговор. Но из-за их совершенно чудовищного гальского диалекта, я долго не мог понять, что им от меня нужно. Отчаявшись объяснить мне словами, они перешли на язык жестов и, надо отметить, быстро достигли нужных результатов. Во всяком случае, я быстро их понял. Следы этого разговора я теперь ношу на лице и теле, как орден Почетного легиона ярых поборников консенсуса и компромисса.

У Потаева от болтовни Снегирева испортилось настроение. Почувствовал как внутри возбуждается раздражение против этого симпатичного парня. Едва сдерживаясь, чтобы не взорваться и не накричать, сухо сказал:

— Вы можете рассказать все по-человечески, без этих ваших... импровизаций? Не люблю.