Владимир Константинов - Жестокие игры

— Здравствуйте, Максим Казимирович! — губы господина изобразили некое подобие улыбки, но глаза его на слова никак не отреагировали. — Как вы себя чувствуете?

В ответ я с выражением продекламировал:

— Все хорошо, прекрасная маркиза.

Дела идут, и жизнь легка.

Ни одного печального сюрприза,

За исключеньем пустяка!

— Во, дает! — очень удивился один из моих провожатых, тот, кто имел преимущественное право голоса.

— Ну-ну. Забавно. Наслышан, — проговорил мой визави без всякого выражения. — А отчего вы не интересуетесь — по какой причине здесь очутились?

— Зачем? Я считаю это абсолютно лишним. Уверен — «добрые» хозяева сами мне это объяснят. Более того, убежден, что ради этого они меня и «пригласили», да ещё столь своеобразным образом. И потом, простите великодушно, но вынужден вам напомнить, что в приличных домах принято представляться.

— Шеф, он наглеет, — сказал все тот же боевик. — Его надо как следует поучить вежливости.

— Оставте нас, — раздражено проговорил шеф и сопроводил свои слова красноречивым жестом, указав своим подручным на дверь.

Те вышли. В воздухе зависла многозначительная пауза, во время которой мы с моим визави долго и прилежно рассматривали друг друга. Я прекрасно понимал, — зачем и для чего здесь очутился, но никак не мог избрать линию поведения. Все зависело от степени их информированности. Похоже, что вышли они на меня случайно. Если это так, то у меня сохраняется шанс доказать им, что я совсем не тот верблюд, а может даже, если здорово повезет, — что совсем не верблюд. Наконец, он сказал насмешливо:

— Зовите меня... допустим, Ашотом Насыровичем.

— В таком случае, я не возражаю против того, чтобы вы звали меня Мухамедом Али.

— И все же, Максим Казимирович, что вы думаете по поводу вашего задержания?

— "В мои лета не должно сметь свое суждение иметь".

Он усмехнулся. Покачал головой.

— С вами можно говорить серьезно?

— Попробуйте.

— Вы не ответили на вопрос.

— Относительно моего задержания?

— Да.

— Полагаю, что у вас были веские к тому основания. Не станете же вы ни за что, ни про что бить по голове человека и транспортировать его сюда. Это было бы слишком глупо и совсем негуманно.. Верно?

— Верно, — согласился он, усмехнувшись. Две части его лица и вели себя совершенно по разному. Если нижняя хоть как-то реагировала на мои слова, то верхняя была холодна и неподвижна, как египетский сфинкс. — Я готов удовлетворить ваше любопытство. Нас интересует содержание вашей беседы с Потаевым.

Я так и предполагал. В моем быстром мозгу тут же возникла логическая цепочка. Они знакомятся с публикациями американских газет, но очень сомневаются, что утечка информации произошла там. Путем простейших умственных упражнений они приходят к безошибочному выводу, что за всем этим может стоять Потаев. У них возникает вопрос — кто из людей Танина в последнее время с ним встречался. И очень скоро на него отвечают. В офисе Потаева наверняка есть стукач Сосновского. Скорее всего, это мелкий клерк, который не в состоянии узнать содержание бесед олигарха, зато может быстро донести с кем тот встречается. Вот потому я здесь. Да, но что же мне делать? Пока буду вести себя беспардонно и нагло — все отрицать. А там будет видно по обстановке. Наш разговор сейчас наверняка записывается на магнитофон. Что ж, это даже к лучшему. Надо дать понять Сосновскому, что выбор Потаева был болпее чем удачен.

— Отчего вы молчите, Максим Казимирович? — спросил шеф службы безопасности, скрывающийся под псевдонимом «Ашот Насырович».

— Кум тацент, клямант, — ответил с печальной улыбкой.

— Что вы сказали?

— Их молчание подобно крику.

— Ну-ну... И все же, о чем вы беседовали?

— Вы, Ушат Настырович, совершили кульпа левис (маленькую ошибку). Я никогда не имел удовольствие слышать фамилии, которую вы изволили назвать. Как там его?

Теперь у моего визави окаменела на какое-то время и нижняя половина лица. И он стал совсем походить на каменную бабу — божество древних скифов, населявших некогда великие просторы моей Родины и ассимилировавшихся в многочисленных славянских племенах. Это продолжалось минуты две — никак не меньше. После чего нижняя часть его лица немного отошла и пришла в движение.

— Глупо. Глупо с вашей стороны это отрицать. У нас есть прямые свидетельства этому.

— В таком случае, вы совершаете не левис (маленькую), а кульпа лята (большую ошибку). Ваш стукач, простите, агент вероятно имеет на меня большой зуб. Возможно я отбил у него девушку, а может быть выставил при почтенной публике на всеобщее посмешище, что с моими способностями, в коих вы, надеюсь, уже успели убедиться, я это могу сделать с каждым. Не знаю, не знаю. Но чем-то я его очень обидел. Если бы имел возможность на него взглянуть, то ответил бы более определнно. Так вот, этот ваш стукач, простите, агент решил с вашей помощью свести со мной счеты. Весьма сожалею, но вы попались на удочку этого недостойного субъекта. — Я вежливо улыбнулся и развел руками, как бы говоря — жаль, но ничем не могу помочь, выбирайтесь из собственного дерьма сами.